на арену.
Голос ведущего ударил по ушам:
— Неизвестно, как закончился бы поединок, если бы не травмы, полученные Александром Нерушимым! Приветствуем бойца! У него огромный потенциал!
Публика ревела, бесновалась, а когда я направился по синей дорожке вслед за Витаутовичем, еле успел поймать на лету букет роз. Ну вообще неожиданно! Сунул его тренеру.
— Втор-рое место — Александр Нер-рушимый!
Поднялся такой гвалт, что казалось, я оглохну. Визжали женщины, кто-то хлопал стоя. Здоровым глазом я различил Джабарову и Мимино, Мищенко, Наташу, стоящую в проходе рядом с мужем. Вику Лесневич с перекошенным лицом. На вип-ложе, натянув улыбку, аплодировал Гришин. Я же думал о том, что ушел все-таки непобежденным! Нерушимым!
На арену наконец пустили журналистов, и они столпились вокруг клетки, защелками фотоаппаратами, навели на нас камеры. Вверху кружили два дрона.
По идее, должен был состояться бой за третье место между Бариком и парнем, который проиграл Дмитрию, но Борецкому тоже засчитали технический нокаут, и третьим стал светловолосый парень с типично славянским лицом, Владимир Тихонов. Он был самым целым из нас, получил только ссадину на скуле.
Первым делом он пожал мне руку и проговорил:
— Ну ты красавец! Слышал, ты у Тирликаса меньше года занимаешься?
— Угу, — кивнул я, мысленно усмехаясь — меньше года? Меньше месяца!
Потом Тихонов долго тряс руку Барановского, который лучился счастьем так, словно до последнего не был уверен в своей победе.
— Приветствуем победителей! — крикнул ведущий. — Вот они, наши три богатыря!
Если сюда я еле плелся, то сейчас напитался обожанием зрителей, и от этого у меня аж заплывший глаз открылся. К нам спустился ведущий, заменивший рефери, каждому повесил медали на синих лентах, вручил дипломы, статуэтки двух боксеров и торжественно — конверты с деньгами.
Этим дело не закончилось, и он пригласил в клетку… суку Гришина — вручать приз зрительских симпатий. У меня от неожиданности аж сердце заколотилось. Вот так поворот!
Гришин появился откуда-то из подтрибунного пространства — прямой, как палка, с поджатыми губами. Встал перед нами, забрал микрофон у ведущего и проговорил, как ни в чем не бывало:
— Ну как вам, понравилось? — Публика ответила вяло. — Это был турнир, полный сюрпризов!
Да уж, удод, что ни поединок, то сюрприз. Сам себя, небось, превзошел.
— Мы открыли для себя новые имена, новых бойцов, достойных представлять нашу великую страну на международных турнирах! А теперь хлопаем любимым бойцам! Дмитрий Барановский!
Похоже, у публики отсохли ладони столько хлопать — победителя приветствовали неохотно. Перевалило за десять вечера, все устали и хотели кто — домой, кто — за праздничный стол.
— Александр Нерушимый!
Я чуть не оглох от аплодисментов и криков приветствий. Аплодировали даже судьи и журналисты. Все-таки не устали.
— Саша, ты лучший! — заорала какая-то девушка.
Когда публика угомонилась, Гришин представил Владимира Тихонова и объявил:
— Я вижу, что зрители выбрали своего героя из этой тройки! Это Александр Нерушимый! С огромным удовольствием вручаю вам, Александр, десятидневную путевку на двоих в санаторий имени Кирова в Ялте! Путевка действует до конца 2023 года!
Гришин повернулся ко мне. О, как он на меня смотрел! Однако, изобразив улыбку, он вручил мне два цветных билета. Я, так же фальшиво улыбаясь, выхватил у него микрофон, успев прочесть в его глазах, что ко мне он относится боязливо. Знает, сука, что я знаю про его подляны!
— Спасибо, товарищ Гришин, за этот турнир, я его никогда не забуду! — радостно выкрикнул я и не смог отказать себе в удовольствии просканировать Гришина. — Очень много было сюрпризов, вы верно заметили!
Ага, вот чего он боится! Ссыт, что я ляпну лишнее, а потому больше всего на свете хочет, чтобы я заткнулся. Давайте, журналисты, снимайте, как будет падать челюсть Гришина!
— Никогда не забуду, как… — я сделал вид, что у меня сбилось дыхание от волнения, и я набираю воздух, — как мне… — опять пауза и округляющиеся глаза бледного Гришина, — говорили, что победить не получится. Что… меня покалечат, и не стоит даже пытаться, — я одарил его улыбкой. — Как я оторопел, услышав, кто будет моим соперников в первом бою. Сам Хадис Ибрагимов! Спортсмен такой авторитетный, что вообще не должен был участвовать в отборочных боях! Казалось, сама судьба против меня, но нет! Этот турнир — отменная школа жизни. Спасибо вам за этот урок!
Его перекосило, аж улыбку развернуло наоборот, но он взял себя в руки, потянулся к микрофону, но я вернул его ведущему, который объявил:
— Теперь — обещанное новогоднее супершоу и грандиозный розыгрыш, где суперприз — автомобиль! А наши победители приглашаются встретить новогоднюю ночь в нашем ресторане!
Так себе идея. Мы ведь с побитыми мордами, уставшие, потные… Не с корабля даже, из забоя — на бал, к наряженным, разукрашенным, самодовольным. Зачем? Можно ли не идти?
Можно, но не нужно. Точнее, нужно сходить, напомнить о себе.
Как только я вышел из клетки, ко мне подошел Лев Витаутович.
— Все в порядке? — Я кивнул. — Идем переодеваться — и к столу. Сейчас начало одиннадцатого. В ресторане необязательно быть всю ночь. Показался, руки пожал, на пару вопросов ответил — и свободен.
Я и сам понимал, что, когда выпьют, всем станет не до меня.
В «синей» комнате ожидания оказался Тихонов. Все время, пока я переодевался после душа, он косился на меня и хотел спросить, но не решался. Наконец не выдержал:
— Слышь, Сань… ты, когда запрыгнул на противника со спины и перевернул его кувырком… Это было нечто!
— Спасибо, Володя, — кивнул я, натягивая джинсы.
— А… э… научишь?
Меня спас Витаутович. Вызвал огонь на себя, рассказывая и немного — показывая парню последовательность действий. У Тихонова горели глаза, видно, что ему интереснее попробовать прием, чем идти в ресторан.
У выхода ждал официант, который проводил меня, тренера и Тихонова в ресторан, где уже во всю шло веселье. Снегурочкой была Эрмина, жена Достоевского, Дедом Морозом… А черт его знает, разве за белой бородой поймешь?
Все столики были заняты, пустовал лишь один, возле ведущих. Точнее не пустовал, там был Барановский и четыре пустых тарелки. Официант привел нас к этому столику. Я окинул взглядом стол, и желудок взревел раненым буйволом. Поросенок жареный целиком, гусь рождественский, дичь всякая мне неведомая, рыба, креветки, осьминожки, куча салатов… Нехило номенклатура питается, небось с Дальнего Востока утренним рейсом?
Но хотелось мне другого, а все знают, что гештальт надо закрывать.
Я сел и попросил у официанта:
— Мы обедали у вас сегодня, и были котлетки с пюре. Можно мне порцию?
Официант округлил глаза, но взял себя в руки,
