сознания мириады образов, мыслей и идей, но так и не сумевших воплотить их в цельную картину? А может, новый зарождающийся мир, который только ищет себя, обрастает материальной сутью, чтоб выродится свежим молодым семенем из стылого брюха нашего собственного, замшелого и косного? Проблема не в том, что Он зол – быть может, он и не зол вовсе, как не зол крестьянский плуг, вздымающий почву и уничтожающий бесчисленное множество мелких божьих тварей. Проблема в том, что мы не можем сосуществовать с ним, чем бы он ни являлся. А раз так…
- Ближе к делу, Доктор, - попросил Пастух, - пока вы в самом деле не превратили «Альбион» в философский кружок. Мы хотим выбраться отсюда – и точка. Так кто таков Он в вашем представлении?
Доктор Генри устало вздохнул. Он и сам не заметил, до чего быстро теряет силы, пока не ощутил тяжелый звон в голове. Жаль, не осталось вина…
- Величайший мистификатор. Вселенский иллюзионист. Божественный трюкач. Ему доставляет удовольствие не мучить своих пленных, а изощренно их обманывать, бесконечно кружа голову бесчисленными миражами. Он словно самоуверенный фокусник на сцене. Безобидную вещь он норовит превратить в смертельно опасную, хорошо знакомую – в пугающую и чужую, и так во всем. Он словно проводит величайшее в мире представление, огромную мистификацию, для которой ему нужны зрители. Мы все – именно зрители на его представлении. Зрители, а иногда – невольные ассистенты.
- Фокусник… - задумчиво пробормотал Пастух, - Да, в этом что-то есть. Если Новый Бангор и любит что-то по-настоящему, так это морочить людям голову. Он все выворачивает наизнанку или красит в непривычные цвета… Ну и что же вы предлагаете? Выхватить кролика из его цилиндра?
- В некотором роде, - согласился Доктор Генри, - Слабость величайших обманщиков в том, что в какой-то момент они, уверившись в своих силах, теряют осторожность. Пусть на миг, но забывают, что среди зрителей могут оказаться не меньшие хитрецы. Мы должны дождаться его оплошности. Найти трещину в очередном фокусе великого иллюзиониста. Развеять морок. В этот момент его сила ослабнет.
Архитектор устало опустил седую голову на руки.
- Это бесполезно, - пробормотал он, - Мы полагаем себя клубом единомышленников, но не можем прийти к общему мнению даже касательно того, у какой силы оказались в заложниках.
- Не можем, - согласился Доктор Генри, - Что ж, тем лучше.
И поймал удивленный взгляд Графини.
- Но вы же говорили…
- Тем лучше, - повторил он спокойно, - Это значит, что перед нами не одна дорога к спасению, а пять. Да, разнонаправленных, однако посмотрим правде в глаза. Если Новый Бангор – это полюс зла, значит, всякая дорога, ведущая прочь от него, подходит членам клуба «Альбион», не так ли?
- Но мы не можем одновременно идти в пяти направлениях!
- Мы и не будем, - заверил ее доктор Генри, - Каждый их нас сосредоточится на той стратегии, которую подсказывает ему голос разума. Отныне каждый из нас будет вести собственную охоту, но не в одиночестве. Мы будем встречаться здесь – не чаще, чем это будет позволено по соображениям безопасности – и делиться новостями. Если мы будем достаточно целеустремлены в своих поисках, рано или поздно кто-то из пяти наткнется на верный путь. Может, это будет лишь брезжащий отсвет выхода, не страшно. Мы будем знать верное направление. Мы спасемся.
***
- Мистер Лайвстоун…
- Нет.
Уилл недоуменно захлопал ресницами.
- Я лишь хотел спросить, могу ли я...
- Не можете, - Лэйд адресовал ему улыбку, которая обыкновенно предназначалась для докучливых курьеров и чрезмерно упорных коммивояжеров, - Вы хотите попросить у меня дневники доктора Генри, не так ли, Уилл? Поверьте, если я вынужден отказать вам, то по серьезной причине. Эти дневники я уничтожил собственноручно несколько лет назад. Сжег в печи.
- Но… зачем? – голос Уилла прозвучал беспомощно, точно речь шла об уничтожении памятника немыслимой художественной ценности, какого-нибудь бесценного полотна Вермеера или Сезанна.
- Преступникам свойственно уничтожать улики. Пусть я и не состоял в клубе «Альбион», держать у себя такие документы показалось мне неразумным. А ну как про них пронюхали бы крысы полковника? Что еще я мог с ними сделать, позвольте спросить? Отправить в библиотеку? Может, сразу в «Серебряный рупор»?
Уилл заерзал на своем сидении.
- Весьма… благоразумно с вашей стороны.
- Я и есть воплощенная благоразумность, - пробормотал Лэйд, - Кроме тех случаев, когда позволительная моему возрасту болтливость причиняет мне излишне много хлопот, как сейчас. Черт побери, за всеми этими рассказами я и не заметил, что мы вот-вот покинем Айронглоу! Прав был старикашка Хиггс, ничто не исчезает так бесследно, как имбирные кексы, украшенные марципанами, и дорога, украшенная болтовней! А ведь я так и не успел поведать вам ни одной поучительной истории об обитателях этого круга ада!
- Полагаю, жизнеописание здешних скупцов и расточителей в вашем изложении доставило бы мне немалое удовольствие, - заметил Уилл, - однако, полагаю, вам известно и то, что история доктора Генри и его клуба интересует меня куда сильнее.
- Ваша британская велеречивость досаждает больше постельных клопов, - пробормотал Лэйд, делая вид, что его необычайно заинтересовала богато украшенная вывеска ювелирной мастерской, - Но вы знаете мой принцип, Уилл. Эта история не из тех, что можно проглотить в один присест.
- Я и не собирался настаивать, уверяю вас, - произнес Уилл с толикой уязвленности в голосе, - У меня лишь один вопрос.
- Да?
Он ожидал, что вопрос последует сразу же – не в характере Уилла было долго мариновать слова, однако тому потребовалось по меньшей мере четверть минуты, чтобы собраться с духом.
- Члены клуба «Альбион» высказали весьма интересные мысли относительно того, что считать Левиафаном и каковы его помыслы. Графиня, Поэт, сам доктор Генри… Не могу сказать, что разделяю их версии, однако, без сомнения, некоторые из них показались мне весьма примечательными.
- Болтуны и только, - неохотно буркнул Лэйд, - Если бы я двадцать пять лет провел за письменным столом, жонглируя словесами и философскими концепциями на разный манер, то сохранил бы все пальцы на руках, но, надо
