под слегка осуждающим взглядом. Де, как вы можете так про меня думать, Михал Александрович⁈ Конечно-конечно, поверю блохастому ежу, а вам — погожу. Складывая халат обратно, незаметно осматриваю. Это не мой, мой на самом деле в ординаторской висит. Могу ошибаться, но представляется мне, что Автократыч меня развёл. Отослал в ординаторскую и быстренько состряпал алиби. Деньги-то он пригрел, и проваляйся я в реанимации подольше, ноги у них точно выросли бы. Через несколько дней никто ничего не вспомнит, и концов не доищешься. Слава Чжун Ни, который вернул меня настолько быстро. Всё-таки две месячные зарплаты терять за раз — это больно.
— Неужели вы могли подумать, что я способен присвоить ваши деньги? — Автократыч смотрит на меня с усталым прискорбием.
Что-то он разошёлся, пора его на место ставить. Хватит с меня манипуляций, которыми меня в детстве и юности перекормили.
Успокоенный счастливым разрешением столь скользкой проблемы сажусь напротив. Автократыч не возражает.
— Вы, Гиви Автандилович, неправильно приоритеты расставляете. И вы, и Пархоменко, и другие ваши друзья. Вы ставите на первое место деньги и забываете о других, не менее важных вещах.
Удаётся его удивить, удаётся. Но тут же в глазах появляется выражение, свойственное многим скороспелым нуворишам. Быстрый успех кружит голову. Они начинают думать, что держат бога за бороду, что познали высший дзен. Отсюда и в глазах такая усталая снисходительность. Вроде, если вы такие умные, то почему нищие? А мы, умные, ненадолго нищие. А вы — ненадолго богатые. Умные на то и умные, чтобы играть вдолгую.
— Например? — изрекает скупо.
— Например, репутация. Вот вы спрашиваете, почему я так о вас думаю? А разве у меня нет причин? Прекрасно знаете, что есть. Ваша репутация в моих глазах отрицательная. А репутация — это важная составная часть вашей личной человеческой капитализации. Что с того, что вы — богатый человек, если на вас положиться нельзя?
Появляется в глазах недовольство и начальственное раздражение, но пока молчит.
Сейчас у тебя появится желание поговорить. Только рассиживаться тут не буду, желудок от голода скоро пищать начнёт.
— И ваша отрицательная репутация, пока только в отделении… — вижу некую вспышку в его глазах. — Вы что, думаете, я один так считаю? Чо, правда?
Даже запинаюсь от неожиданности. Канис пенис а терго асинус! Он что, считает, что его авторитет в отделении на уровне Эльбруса?
— Ваша отрицательная репутация когда-нибудь вас похоронит, — и уточняю, а то подумает невесть что: — В карьерном смысле. Не видите таких возможностей? Вы уж совсем… не понимаете, что на волоске висите? Распоследняя санитарка подаст на вас заявление в прокуратуру — и всё, вам конец.
— А что, в прокуратуре не люди работают? — Автократыч ухмыляется совершенно откровенно и с тем же чувством превосходства.
— Не знаю. Может, люди, может, звери. Для вас оба варианта не очень. Звери вас посадят, а «люди» обдерут как липку. Скажете не так?
По глазам вижу, именно так. Добавлю перчику:
— Так эти «люди», не будь дураками, из вас ещё дойную корову сделают. Подождут какое-то время, затем снова придут наросшее сало срезать. Я не прав?
По глазам вижу, прав. Но Автократыч трепыхается:
— Есть кое-кто повыше прокурорских.
— Те, что повыше, бесплатно вас прикроют? Да ну! Это только один вариант, как ваша репутация ниже плинтуса может вас угробить. А вот второй более реален и даже неизбежен.
Помимо воли мой взгляд становится беспощадным. Так я на графа Нагеля смотрел. И… нет, показалось. Показалось, что облик Автократыча мигнул как неустойчивое изображение.
— Как только меня позовут в приличное место, я тут же уйду. Нахрена мне такой начальник, который всё время прикидывает, как меня ловчее подставить? Пластайтесь тут с Пархоменко всласть, только без меня.
Встаю. Автократыч никуда не исчезает, но глазки у него остекленевшие.
— Пойду в терапию, надо больничный выписать. И домой. А то уже забывать начинаю, как моя квартира выглядит.
До терапии дохожу, но только после обеда. Замечательно скудного и умеренно вкусного.
На лестнице в сторону приоткрытой форточки курит Феликс.
— Приветик, Феликсоид! Гелиал на месте? — приветственно машу рукой. Здороваться со мной за руку эта пара считает зазорным. Хотя, возможно, они со всеми так. Бациллофобия, так это называется. Вероятно, распространённая фобия среди терапевтов и инфекционистов.
— О, наша восходящая звезда высокой Реабилитации, — отвечает ехидной ухмылкой. — На месте, на месте…
— Завидуй молча, жалкий гермофоб.
Гермофоб то же самое, что и бациллофоб. Зато подозрительно и смешно похоже на «гомофоб». В некоторых кругах серьёзное обвинение. С недавних пор не церемонюсь с этой сладкой парочкой, впрочем, это отдельная история.
— Возрадуйся, о, Гелиос! — вхожу в ординаторскую с пафосным приветствием. — Радостную весть несу я тебе! Добро победило Зло и вернуло мне Бабло! Давай свои бумажки. И больничный не забудь. На недельку.
На недельку он зажиливает. Но три дня свободы предоставляет. Тут есть одна тонкость. Трёхдневные бюллетени медстрах пропускает легко, за них работодатель платит. Поэтому проверку они проходят, если вдруг, шапочно. А вот за более долгие можно и огрести.
— И где ты нашёл свои деньги? — любопытствует Гелий, отдавая подписанный больничный.
— Мой славный начальник позаботился о них, — и поправляюсь, а то двусмысленно получилось: — Вовремя прибрал и тут же отдал. Молодец он у нас.
На последнее Гелий скептически хмыкает, но благоразумно обходится без ехидных комментариев. Кажись, не только в моих глазах репутация Автократыча не ахти.
Глава 23
Наконец-то дома (родная берлога)
Тот же день.
Зашёл по пути домой в супермаркет, набрал всего и помногу. Еле до дома доволок, хотя идти близко. Только холодильник и полки забивал полчаса. Потом одновременно ставлю вариться супчик по самому простому борщевому рецепту и строго по инструкции заряжаю тесто на пироги. Пора восстанавливать силы организма и минимальный жировой запас.
Не кулинар ни разу, но жизнь заставит вертеться. Некоторые переходят на доставку, не желая утруждать себя готовкой, но у меня своя фобия. Танаид её усилил. Надо бы найти латинское название боязни плевка в доставляемые яства. Если оно есть. Хотя в кафе и рестораны захожу. Но только в проверенные и где не испорчены отношения с персоналом.
Лерусик — ещё один плюсик: теперь можно её так называть, не опасаясь негодующего взгляда, а то и летящего предмета в голову, — тоже кулинарией увлекалась не особо. Яичницу накидать,
