Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
кусты ежевики, он гадал, что привело его в эти края, такие далекие от того мира, который он знал, какие силы его заставили бросить ту жизнь, которую он выстроил себе в Индии, и приехать сюда, в это место, где он толком никогда и не жил, в это место, которое, в сущности, не играло в его взрослой жизни никакой роли. Какие движенья судьбы, гадал Кришан, привели к тому, что он якобы случайно встретил Рани в отделении той больницы, к тому, что через несколько месяцев она перебралась к ним домой, к тому, что два дня назад она скоропостижно скончалась и он приехал на похороны, не в силах избавиться от ощущения, что его присутствие в этом пустынном месте давным-давно предрешено, что задолго до конца войны его тянуло сюда какое-то чувство, и не угрызения совести, а нечто большее, нечто вроде свободы, пусть даже он толком не может сказать, что такое свобода. Правда, порой нетрудно понять, что определяет жизненный путь, — и обстоятельства рождения, и раса, и пол, и каста, все желания и стремления человека, нарративы, с которыми он себя отождествляет, но ведь тело наше скрывает траектории более глубокие, появление их зачастую неведомо или случайно, принципы их действия незримы, и порой траектории эти очень сильны, они подталкивают человека в том или ином направлении независимо от того, что происходит на поверхности его жизни. Такая-то траектория, приведенная в действия событиями, которым они были свидетелями, многие годы назад подтолкнула немало юношей и девушек вступать в ряды сепаратистов, такая-то траектория уже после войны привела к смерти, намеренной или случайной, и Рани, и многих ей подобных; такая-то траектория, осознавал ныне Кришан, привела и его, пусть тихо и неприметно, на эту площадку на краю света. Его собственный жизненный путь определился, когда Кришан был намного моложе, пожалуй что вскоре после смерти его отца, хотя сейчас ему вспоминалась не столько гибель отца, сколько последние школьные месяцы через несколько лет после того: он долго, бесцельно ждал результатов экзаменов, бесконечные дни и недели полнились тоской по жизни, которую Кришан еще не мог облечь в слова и не знал, где искать. Перемирие нарушали, война на северо-востоке разгоралась с новой силой, и поэтому мать не отпускала их с братом одних из дома, она опасалась, что их остановят, допросят и заберут военные или полиция, она очень боялась, лишившись мужа, потерять еще и сыновей. Кришан маялся от безделья в четырех стенах их маленького дома и все чаще чувствовал себя в западне; тогда он этого не понимал, но, пожалуй, именно из-за этого ощущения западни, утраты свободы он в те месяцы подолгу просиживал на крыше дома, ночью забирался с балконных перил на пологую крышу и часами лежал там, пока мать, брат и бабка спали, слушал музыку, глазел на висевший вверху океан синевы, на прозрачное серебро облаков — Кришану всегда казалось, будто они несут ему весть издалека, — и думал о том (наивно и трогательно, как все подростки), до чего мир большой и непознанный, сколько в нем есть всего.
Наверное, именно в те месяцы ожидания он впервые почувствовал пустоту в душе, тоску по жизни за пределами Коломбо и знакомой ему Шри-Ланки; эта пустота представлялась ему не столько пустотой, сколько желанием перебраться в другое место, эта пустота, как ни парадоксально, помогла ему более выпукло ощутить мир, более тонко прочувствовать его покровы, прихоти и структуры. Тогда он еще не догадывался, что может ему предложить жизнь, не знал, каково это — жить в другом месте, самому по себе, принимать решения, целоваться, влюбляться и заниматься сексом, где-то осесть или переезжать с места на место. Он еще не сталкивался с объектами своих желаний, будь то люди, обстоятельства или места, желания в ту пору были лишь мыслеобразами, абстрактными предметами, полными смысла, которого он не мог постичь, но неведомо почему наделял важностью эти вещи. В ту пору он чувствовал не столько желание, сколько тоску, ибо, хотя и желание, и тоска продиктованы неполнотой и подразумевают сильную, порой непреодолимую потребность в чем-то, чего нет в нашей жизни, все же то, что принято называть желанием, всегда имеет конкретную цель, представление о том, чем можно заполнить пустоту; тот же, кем владеет тоска, чувствует пустоту, но не знает, чем ее заполнить. В некотором смысле тот, кто желает, знает, чего он хочет (или думает, что знает), знает (или думает, что знает), каким способом достичь желаемого, пусть даже способ этот чересчур труден, пусть даже то, чего удастся достичь, то есть предмет желания, не принесет вожделенной свободы. Тот, кто тоскует, потерян, сбился с пути, не знает, чего ищет и где это искать, и, не в силах отвлечься с помощью лихорадочной деятельности или упорных попыток от мучительного ощущения нужды, утешается только тем, что вглядывается в пространство, будто где-то на этих бескрайних просторах, в космосе, море, небе таится возможность, которая сделает жизнь самодовлеющей, избавит от нужды, возможность, которая положит конец времени. Повзрослев, Кришан осознал, что такой возможности не существует, но тоска подобного рода и привела его сюда, понял он, глядя на пламя, беззвучно горевшее в центре площадки, тоска подобного рода водила его по многим путям и наконец привела сюда, к горящему телу Рани — той Рани, чье осязаемо мучительное стремление обладало и определенностью желания, и бесцельностью тоски, пониманием того, что именно ей нужно, и пониманием, что этого уже не достичь, — словно чтобы сказать ему: все попытки исцелиться от пустоты, положить ей конец рано или поздно приведут к смерти, к угасанию разума.
Сумерки сгущались; Кришан в последний раз взглянул от ограды на ослепительно-красный костер, тот уже горел целиком, и дрова, и гроб, и, скорее всего, лежавшее в нем тело — все ярко пылало в безжизненных серых сумерках. Кришан знал, что костер будет гореть долго, несколько часов, в человеческом теле заключено слишком много всего — не только кости, мясо и внутренности, но чувства и образы, воспоминания и надежды, пророчества и мечты, все это сгорит не скоро, обратится в утешительно-единообразный прах. Назавтра зять Рани заберет останки домой, а через месяц прах развеют над водоемом — может, над океаном на северном или восточном побережье, а может, даже над озером, которое они миновали по пути к месту сожжения, — в общем, в конце концов прах растворится в длинном широком своде мира. В конце концов от тела Рани не останется ничего, в конце
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
