Потому-то так судорожно ищут лорды – в меру доступной им учтивости, конечно,– ищут путей уладить дело полюбовно. Даже сейчас, из далей столетий, ясночувствуется трепет, какой внушало им собственное деяние, – шутка ли, посадитьсвою повелительницу под замок! – и на первых порах для Марии Стюарт не отрезанавозможность возвращения, стоит ей лишь объявить свой брак с Босуэлом незаконными тем признать свою ошибку. Правда, ее популярность и авторитет изряднопошатнулись, а все же она могла бы на более или менее почетных условияхвернуться в Холируд и со временем избрать себе достойного супруга. Но у МарииСтюарт еще не открылись глаза. По-прежнему слепо веря в свою непогрешимость,она не хочет понять, что все эти непрерывные скандалы – Шателяр, Риччо,Дарнлей, Босуэл – навлекли на нее обвинение в пагубном легкомыслии. Даже самуюничтожную уступку отвергает она, как недостойную. Против всей страны, противвсего света защищает она Босуэла, заявляя, что не может от него отказаться, таккак иначе дитя, которое она носит, родится бастардом. Она все еще парит воблаках – неисправимый романтик, она не хочет считаться с действительностью. Ноэто своеволие, которое можно при желании назвать и нелепым и великолепным, снеобходимостью вызывает к жизни насильственные меры, какие и были к нейприменены, вплоть до той, значение которой еще скажется в веках: ибо не толькоона, а и кровный ее внук Карл I головой заплатит за свое притязание нанеограниченный княжеский произвол.
Но на первых порах, во всяком случае, она еще может рассчитывать нанекоторую помощь. Ведь такой конфликт между государыней и народом видениздалека, и ее собратьям и единомышленникам, европейским монархам, он небезразличен; особенно решительно на сторону своей давней противницы становитсяЕлизавета. Многие усматривают непоследовательность и недобросовестность в том,что Елизавета вдруг так энергично вступается за соперницу. А между темповедение Елизаветы и последовательно, и логично, и ясно. Став на сторону МарииСтюарт, она отнюдь не хочет выгородить – и эту разницу нужно всяческиподчеркнуть – ни лично Марию Стюарт, ни женщину, ни все ее неблаговидное иболее чем сомнительное поведение. Лишь за королеву вступается она как королева,за чисто умозрительную идею неприкосновенности царственных прав, тем самымотстаивая и собственное дело. Елизавета далеко не уверена в лояльности своегодворянства и потому не может потерпеть, чтобы в соседней стране былбезнаказанно подан пример крамолы, когда мятежные подданные поднимают оружиепротив законной государыни, хватают ее и сажают под замок. В противоположностьСесилу, который охотно выручил бы протестантских лордов, она полна решимостивновь привести к послушанию этих мятежников, посягнувших на королевскийсуверенитет, – в лице Марии Стюарт она защищает собственные позиции. И мы, впорядке исключения, склонны ей верить, когда она заявляет, что преисполненаглубокого участия к узнице. Нимало не медля, обещает она свергнутой королевеподдержать ее по-родственному, хоть и не отказывает себе в удовольствииязвительно поставить на вид оступившейся женщине ее вину. С нарочитой ясностьюотделяет она свою личную точку зрения от государственной. «Madame, – пишет она,– относительно дружбы всегда существовало мнение, что счастье приносит друзей,а несчастье их проверяет; и так как приспело время на деле доказать нашудружбу, мы, исходя из наших собственных интересов, а также из участия к Вам,сочли за должное засвидетельствовать в этих кратких словах нашу дружбу… Madame,скажу, не обинуясь, Вы немало огорчили нас, выказав Вашим замужеством стольприскорбный недостаток сдержанности, и нам пришлось убедиться, что никто изВаших друзей в мире не одобряет Ваших поступков; утаить это значило бы простосолгать Вам. Вы не могли бы ужаснее замарать свою честь, чем выйдя с такойпоспешностью за человека, не только известного всем с самой худшей стороны, нок тому же обвиняемого молвой в убийстве Вашего супруга; не мудрено, что Вынавлекли на себя обвинение в соучастии, хотя мы всемерно уповаем, что оно несоответствует истине. И каким же опасностям Вы подвергли себя, сочетавшись сним при живой жене, – ведь ни по божеским, ни по человеческим законам Вы неможете почитаться его законной женой, и дети Ваши не будут почитатьсярожденными в законе! Таким образом, Вы ясно видите, как мы мыслим о Вашем бракеи, к великому сожалению, иначе мыслить не можем, какие бы убедительные доводыни приводил Ваш посланец, склоняя нас на Вашу сторону. Мы предпочли бы, чтобыпосле смерти мужа первой Вашей заботой было схватить и казнить убийц. Если бэто было сделано – что в случае столь ясном не представляло никакой трудности,– мы на многие стороны Вашего брака закрыли бы глаза. Но поскольку этого непроизошло, мы можем лишь, во имя дружбы к Вам и уз крови, связывающих нас как сВами, так и с Вашим почившим супругом, заверить, что мы готовы приложить всенаши силы и старания, чтобы достойно воздать за убийство, кто бы из Вашихподданных ни совершил его и сколь бы он ни был Вам близок».
Это ясные слова, острые и отточенные, как бритва, тут не приходится нимудрить, ни гадать. Слова эти показывают, что Елизавета, через своихсоглядатаев, а также по устным донесениям Меррея лучше осведомленная опроисшествии в Керк о’Филде, нежели пламенные апологеты Марии Стюарт многовеков спустя, не питает никаких иллюзий насчет соучастия Марии Стюарт.Обвиняющим перстом указует она на Босуэла как на убийцу. Характерно, что всвоем дипломатическом послании она пользуется намеренно церемонным оборотом:она-де «всемерно уповает», а не глубоко убеждена, что Мария Стюарт не замешанав убийстве. «Всемерно уповаю» – чересчур осторожное выражение, когда речь идето столь страшном злодеянии, и при достаточно изощренном слухе вы улавливаете,что Елизавета ни в коем случае не поручилась бы за то, что Мария Стюартневиновна, и только из солидарности хочет она как можно скорее потушитьскандал. Однако чем сильнее порицает Елизавета поведение Марии Стюарт, темупрямее отстаивает она – sua res agitur[*] –ее достоинство властительницы. «Но чтобы утешить Вас в Вашем несчастье, окотором мы наслышаны, – продолжает она в том же многозначительном письме, – мыспешим заверить Вас, что сделаем все, что в наших силах и что почтем нужным,чтобы защитить Вашу честь и безопасность».
И Елизавета сдержала обещание. Она поручает своему посланнику самымэнергичным образом опротестовать все меры, предпринятые бунтовщиками противМарии Стюарт; ясно дает она понять лордам, что, если они прибегнут к насилию,она не остановится и перед объявлением войны. В чрезвычайно резком по тонуписьме она предупреждает, чтобы они не осмелились предать суду помазанницубожию. «Найдите мне в Священном писании, – пишет она, – место, позволяющееподданным свести с престола своего государя. Где, в какой христианской монархиисыщется писаный закон, разрешающий подданным прикасаться к особе своегогосударя, лишать его свободы или вершить над ним суд?.. Мы не меньше лордовосуждаем убийство нашего августейшего кузена, а брак нашей сестры с Босуэломнесравненно больше огорчил нас, нежели любого из вас. Но вашего последующегообращения с королевой Шотландской мы не можем ни одобрить, ни стерпеть.Велением божиим вы – подданные, а она – ваша госпожа, и вы не вправеприневоливать ее к ответу на ваши обвинения, ибо противно законам естества,чтобы ноги начальствовали над головой».
