когда платье поползло с плеч, спина невольно напряглась, а руки стыдливо прикрыли грудь.
— Погоди, я… надену рубашку.
— Не надо, — хриплый шепот опалил мне голое плечо. — Она будет мешать. Я хочу видеть тебя.
Я закрыла глаза и постаралась дышать глубже. Джай мягко, но настойчиво отвел мои руки от груди и потянул платье ниже. Большие шершавые ладони прикоснулись к спине, заставив меня непроизвольно прогнуться; твердые пальцы умело прошлись по позвонкам. Казалось, они были везде — скользили, гладили, обхватывали талию, спускались на бедра…
Платье упало к ногам, и я задержала дыхание, стоя спиной к мужчине совершенно обнаженная.
— Ты красивая, Вель, — шепнул он, тяжело дыша и прикасаясь горячими губами к моей шее.
Я все еще пыталась прикрыть наготу, но его ладони скользнули вперед, настойчиво накрыли грудь, кончики пальцев прошлись по затвердевшим от страха соскам.
— Если что-то будет тебе неприятно, скажи, — его шепот сбивался на хрип, в то время как он медленно целовал мою шею и плечо. — Я не хочу, чтобы ты…
Недвусмысленная твердость уперлась мне в поясницу, и я слабо вскрикнула, отстраняясь. Но Джая мой испуг не остановил: он подхватил меня на руки и пружинистым шагом отнес к кровати.
Меня закружило в вихре противоречивых чувств: страх смешивался с неясным трепетом, желание сжаться в комочек и спрятаться с головой под одеялом сменялось смутным желанием открыться мужским ласкам. Джай стал настойчив: его поцелуи обжигали мне кожу, а руки присваивали тело. Я больше не сопротивлялась: закрыв глаза, откинула голову назад, открывая властным губам шею; каждый вздох теснее прижимал мою грудь к его груди, под кожей разгорался незнакомый огонь.
Когда он развел мне ноги и втиснулся между ними, тело замерло в страхе, памятуя вчерашнюю боль. Но, к счастью, Джай не спешил врываться в меня; рассудок плавно переместил внимание на те места, где сейчас мазок за мазком разливалась приятная нега под его прикосновениями. Я всем естеством ощущала нетерпение Джая; будоражила мысль, что сегодня он хотел меня сам, а не под влиянием одурманивающего зелья.
Но едва я снова расслабилась, постепенно теряя мысль за мыслью, пальцы Джая скользнули вниз. Я распахнула глаза и невольно вцепилась ногтями в его плечи.
— Не бойся, Вель, — хрипло прошептал он мне на ухо, бесстыдно поглаживая внизу раскрывшееся из-за разведенных ног лоно. — Если ты расслабишься, больно не будет. Я обещаю.
Я понимала, что глупо идти на попятную и просить его остановиться. Назад дороги нет, только вперед. Но как же страшно, бог мой. Сцепив зубы, я доверилась ему. Попыталась отделить разум от тела, как я делала прежде в комнате Диего, чтобы не видеть Кима.
Ким. Если не дать Джаю завершить начатое, он будет делать это со мной. Нет, я не хочу…
Сделав над собой усилие, я попыталась расслабиться и снова закрыла глаза. Джай все-таки взрослый мужчина, стоит ему довериться.
Когда он протиснулся внутрь уже не пальцем, вчерашней резкой боли не было. Я старалась глубоко дышать, а он двигался медленно, между толчками покрывая мои щеки и губы поцелуями.
— Как ты, Вель? Не больно?
— Нет, — я солгала совсем чуть-чуть. — Все хорошо.
Джай сжал ладонями мои бедра, прижимаясь теснее, и завел себе за спину мои ноги. От стыда хотелось заплакать, но я лишь зажмурилась еще сильнее. Хорошо, что от меня ничего не требуется. Просто расслабиться и немного подождать.
Внизу было скользко, влажно. Непривычное ощущение, когда тебя с натугой наполняет чужеродное тело. Но стараниями Джая отголоски боли постепенно ушли, и действо начало казаться даже по-своему приятным. Особенно дразнило воображение то, что этого большого, опасного мужчину возбуждает мое никчемное, костлявое тело. И он не сказал, что у меня маленькая грудь. И еще… мне нравилось ощущать на себе тяжесть мужчины, его первобытную силу. В какой-то миг я почувствовала себя желанной женщиной… захотелось по-настоящему ему отдаться.
Ждать пришлось немного дольше, чем я ожидала. Дыхание Джая сбилось, он на мгновение замер во мне, а после расслабился. Ощутив между ног непривычную влагу и липкость, я поняла: свершилось. Он наполнил меня семенем. Возможно, этой ночью мы зачали дитя.
— Ты в порядке, Вель? — спросил Джай тихо, освобождая меня от бремени своего тела.
Не такого уж неприятного бремени, должна признать.
— Да, — я улыбнулась и ободряюще сжала его ладонь. — Я в порядке. Только спать хочется.
— Спи, — шепнул он и поцеловал меня в висок. — Я пойду, не буду тебе мешать.
При мысли о том, что он оставит меня в одиночестве после всего, что между нами произошло, в груди пребольно кольнуло. Джай уже поднимался, когда я удержала его за руку.
— Пожалуйста, останься. Побудь со мной… хотя бы до тех пор, пока я не усну.
Он замер, на лице мелькнула растерянность. Но его внутренние колебания длились недолго.
— Хорошо, — сказал он глухо и прилег рядом. — Спи, Вель. Я побуду с тобой.
Я закрыла глаза, не отпуская его руки, и глубоко вздохнула. Лба невесомо коснулись горячие губы.
— Ты очень красивая.
Это было взаправду или уже грезилось мне во сне?
Девочка, которую я только что бессовестно использовал, спокойно спит, доверчиво прислонившись головой к моему плечу. Я смотрю на нее в свете уходящей луны и чувствую, как в мертвое сердце настойчиво вгрызается червячок давно уснувшей совести.
Нет, я и не думаю идти на попятную. Возможно, мой безумный план — последнее, что снова наполняет меня желанием жить. Что значит разочарование одной наивной девицы по сравнению со спасением стольких людей?
И все же ее трогательная доверчивость вызывает глубоко внутри глухую злобу на самого себя.
Она в самом деле красива. Невольно любуюсь ее профилем. По-детски мягкие губы слегка приоткрыты. Словно дразнят, зовут целовать. Я еще ощущаю на языке их сладость. Бездумно касаюсь пальцем ее губ, а затем — своих.
Даже в приглушенном лунном свете вижу длинную тень на ее голой руке. След от плети, который она получила, заступаясь за меня. Невесомо прослеживаю пальцем жестокую отметину. В груди рождается желание покрыть ее поцелуями дюйм за дюймом. Стереть с нежной кожи. Сладкая девочка. Храбрая девочка.
У меня никогда еще не было такой. Да и мог ли я такую желать? До войны я был еще слишком юн. На войне добровольно отдаются только шлюхи. А скольких женщин из завоеванных земель я брал против воли? Наверное, рабство было расплатой за мои грехи.
За последние семь лет у меня была лишь одна женщина, и она сполна отплатила мне за всех, кто ронял слезы в подушку после моих жестоких ласк.
