уже отчаянно затрещало под его весом, - Вы сказали «наступило время», но я сомневаюсь, что это так.
- Простите?..
- Мне кажется, где бы мы ни находились, это место не находится под юрисдикцией времени. Я даже не уверен, можем ли мы отныне использовать этот привычный нам термин. Времени больше не существует. Его отменили.
***
Крамби оторопело уставился на него.
- Что это значит?
- Я проверил все часы в здании. Начиная от патентованных «Мозеров[4]», по которым мои брокеры отсчитывают часы биржевых торгов, настроенных с точностью до десятых долей секунды, и заканчивая часовым шкафом в прихожей, который объявляет обеденный перерыв. Они все стоят. Вообще все. Механизмы остановились, несмотря на завод, стрелки не двигаются. Не знаю, что за сила взяла нас в осаду, но она лишила нас времени.
Лэйд приложил ладонь к лицу, чтобы скрыть недобрую усмешку. Знай начальник отдела биржевых операций, этот признанный финансовый гений, хотя бы малую часть тех сил, заложником которых оказался, вынюхал бы до дна свою проклятую табакерку, а после бросился бы прямо сквозь окно. Как бросилось несколько человек в первые часы после катастрофы, выбрав мучительную, но быструю смерть другой альтернативе – наполненному ужасом ожиданию неведомого.
Пока что они сносно держатся, подумал он. Среди команды Крамби множатся истерики и нервные обмороки, многие до сих пор пребывают в беспамятстве или столь отрешенном от реальности состоянии, что его впору считать катотонией, но… По крайней мере, они остаются управляемы, а некоторые даже демонстрируют изрядный запас душевных сил. Немногим ранее, когда он пробирался по коридору, ему попалась компания джентльменов, рассказывающих друг другу анекдоты, трое других, примостившись под лестницей и сняв галстуки, увлеченно шлепали картами. Целая группа, оккупировав буфет, угощалась вином и сельтерской, кто-то бесцельно слонялся по опустевшим кабинетам или даже взялся за работу – едва ли чтобы потрафить мистеру Крамби, скорее, только лишь для того, чтобы занять рассудок и руки хоть каким-то делом.
Как при всяком кораблекрушении, рассеянно подумал Лэйд. Всегда найдется тот, кто будет петь комические куплеты, сидя в спасательной шлюпке, и тот, кто рыдает и заламывает руки, не сделав даже шага в ее сторону.
Беда только в том, что океан смешанной с пеплом пустоты, в который превратился окружающий мир, не годится для спасательных шлюпок. В первые же часы катастрофы люди, ведомые больше испугом, чем жаждой познания, отправили наружу до черта вещей, от обычных стульев, до хитрых конструкций, управляемых веревками, и самодельных гарпунов. Все они, едва лишь оторвавшись на фут от здания, претерпевали жуткие трансформации, превращаясь черт знает во что или исчезая без следа.
В первые часы… Лэйд мысленно усмехнулся. Привычное выражение, совершенно утратившее смысл. Какое-то время им, пожалуй, придется привыкать существовать без времени…
- Забавно, - Крамби с кислой миной на лице поправил галстук, - Прежде мне не раз приходилось говорить досаждающим контрагентам, что у меня нет времени. Знал бы я, что однажды окажусь в ситуации, когда времени и вправду нет… Что-то еще удалось выяснить, касательно… Кхм… Материи, нас окружающей?
Все взгляды устремились в сторону Розенберга. Но тот медленно покачал головой.
- Не больше, чем средневековому алхимику, вздумавшему исследовать стереохимию и строение углеродных молекул. Все предметы, которые мы отправляем наружу, превращаются черт знает во что, думаю, это не тайна ни для кого из присутствующих. За последний ча… за последнее время мы отправили наружу семь бутылок с записками о помощи. Одна из них превратилась в огромного сверчка, другая – в дамский ридикюль, третья в серебряный слиток, четвертая…
- Хватит, - Крамби поморщился, взмахом руки заставив Розенберга замолчать, - Это меня сейчас не интересует. Вы знаете, что мы хотим знать.
- Знаю, - согласился Розенберг, - Но не располагаю ничем, способным вас утешить. Окружающее нас пространство, по всей видимости, совершенно пусто, как бы нелепо это ни звучало. Я расставил наблюдателей на всех этажах, чтобы они следили через окна за тем, что происходит снаружи, но ни один из них пока не заметил ничего – ни прочих объектов, ни огней, ни хотя бы контуров или очертаний чего бы то ни было. Один только серый пепел, парящий в… окружающем пространстве.
- Вы пытались подавать сигналы?
- И подаем их до сих пор невесть кому при помощи гальванических фонарей. Увы, все наши призывы на азбуке Морзе остаются без ответа. Также мы пытались посылать радио-сигналы вовне при помощи аппарата Попова, который имеется в нашем распоряжении, и тоже без всякого успеха. Я… я приказал наблюдателям и сигнальщикам не проводить возле окон излишне много времени. Созерцание пустоты крайне скверно действует на психику, быстро возникают галлюцинации и нервные срывы. Нам стоит держать на вахте минимальное количество людей, иначе наш корабль в скором времени превратится в лохань, управляемую стаей безумных обезьян. Нам с Лейтоном и Коу пока что удается поддерживать нужный настрой среди служащих, но…
Розенберг не закончил, но в этом и не было нужды. Судя по взглядам присутствующих, отталкивающимся друг от друга, точно однополюсные магниты, все они сознавали последствия в должной мере.
Если корабль тонет, главное, что может сделать капитан – унять паникующих и восстановить дисциплину. Потому что паника может уничтожить больше жизней, чем ледяная вода и поджидающие под ней челюсти акул. А в том, что акулы не замедлят явиться, Лэйд не сомневался, хоть и не знал, какой облик им вздумается принять.
- Совершенно с вами согласен, мистер Розенберг, - кивнул Крамби, - Держать на вахте лишь столько, сколько необходимо для наблюдения, передачу сигналов не останавливать. Касательно связи… В чьем ведении она была? В вашем, Синклер? Что вы можете нам сообщить?
Руки Синклера плясали на столешнице, изображая не то балетную пару, не то борцов – беспрерывно стискивали друг друга, душили, тормошили...
- Т-телефонные линии обрезаны. Н-нет сигнала. Совсем никакого сигнала. Мне кажется, лучше совсем д-демонтировать ап-пппараты.
Крамби нахмурился.
- Почему? Мы не должны отрезать себе пути спасения, какими бы тонкими они ни были.
Синклер облизнул губы. Он выглядел подавленным и всякий раз, когда вынужден был открывать рот, его голос предавал его, а пальцы принимались отчаянно стискивать друг друга. Вот оно, слабое звено якорной цепи, подумал Лэйд, без всякого злорадства, напротив, испытывая к Синклеру явственное сочувствие. Не
