Всё шло ровно по плану.
Настал мой черёд. Я вышел на открытое пространство и заорал, привлекая внимание:
— Эй, ублюдок, потанцуем?
Трёхметровый монстр оторвался от мёртвого тела. Выпрямился во весь рост, не отрывая от меня взгляда. И резко рванул в мою сторону.
Теперь всё зависело от магии Кортуса и моего умения драться.
Глава 24
2 года назад
«Маму я увидел лишь спустя два дня.
Проклятый Альберто отказывался куда-либо везти меня в таком состоянии. Вместо этого он подослал лекарей, которые помогали мне восстановиться. Хоть все мои мышцы и были полгода в невероятном напряжении, они всё же атрофировались.
Первые часы я мог только лежать и дёргать пальцами. На следующий день под действием целительной магии я уже ограниченно шевелил руками и ногами. На третий день я настолько извёл дворецкого, что он всё же согласился отвезти меня в полицейский участок.
Альберто до последнего скрывал, что случилось с мамой. Но когда мы ехали по улицам морозного Старого города, он всё же не выдержал.
— Мне жаль, мастер Лестер, — тихим голосом ответил он на мой очередной вопрос. — Но тело вашей мамы нашли в реке. Рядом, на берегу были её вещи и предсмертная записка. В полиции считают…
Дальше я слушал его вполуха.
У меня голова пошла кругом. Это не могло быть правдой. Нет, только не в случае мамы. Она была самой жизнелюбивой из всех, кого я знал. Она просто не могла покончить с собой. Даже из-за смертельной болезни, что бы там ни думали полицейские.
Я смутно помнил её последние слова. Было похоже на прощание, как будто она знала, что видит меня в последний раз. Но чтобы убить себя?
Нет, тут дело в другом. Не зря же она просила не судить отца слишком строго…
Ну конечно! Он же тогда разозлился, когда узнал, что мама обучала меня мане. Если так подумать, то в этом был смертельный риск не только для нас с мамой. Но и для всего Дома Донжи. Тем более, из-за этого чуть не погиб его единственный наследник.
Какая-то часть внутри меня отказывалась поверить в то, что отец способен на такое.
«Он сделал верный выбор и сделал его ради тебя. Чтобы уберечь», — говорила мама на прощание.
От чего ещё мог уберечь меня отец, как не от возможного внимания Кровавой Инквизиции? Всего-то нужно было избавиться от непослушной жены-колдуньи, ведь так?
Когда двое рабов помогли мне спуститься из кареты в кресло-каталку, я ожесточённо заработал руками. Альберто сзади что-то возмущённо пролепетал. Но уж с передвижением как-нибудь справлюсь сам. Я уже мог медленно ковылять с тростью. Но в кресле-каталке пока что было надёжнее.
Офицер, ожидавший нас, рассыпался было в любезностях. Но, заметив мой злой взгляд, без лишних слов сопроводил нас до нужного кабинета. Из его объяснений я понял, что морг сейчас был забит из-за недавнего пожара в Новом городе. Поэтому новые трупы хранили и в основном здании. Благо морозная зима позволяла сохранить их подольше. Всего-то было достаточно не разжигать камин.
Маме, как жене главы Благородного Дома, выделили отдельный кабинет.
— Останься здесь, Альберто, — мрачно велел я, въезжая через заботливо открытую им дверь.
Внутри, как я и ожидал, сидел отец. Он сидел, угрюмо сгорбив плечи. В руках он сжимал безжизненную ладонь мамы, лежавшей на чём-то вроде стола. Всё, кроме её лица, было накрыто белой простынёй.
В этом кабинете было так холодно, что у меня изо рта вырывались облачка пара, пока я работал руками. Наконец, я остановился позади отца. Обречённо посмотрел на маму. Её золотые волосы как-то неестественно контрастировали с невероятно бледным лицом.
Даже после смерти и перенесённой болезни она продолжала оставаться самой красивой на свете.
Некоторое время мы провели в тишине.
— Сын, — наконец, прервал отец молчание хриплым голосом. — Я…
— Это ведь ты сделал, не так ли? — тихо спросил я.
Он вздрогнул, словно от громкого звука. Затем поднялся со стула. На меня отец всё ещё избегал смотреть.
— Что такое ты говоришь? — откашлявшись, спросил он уже своим обычным голосом, строгим и повелительным.
Я же сверлил его спину глазами.
— Почему ты убил маму?
Отец резко развернулся. Выглядел он неважно. Одежда, помятая настолько, будто он не снимал её последние два дня. Осунувшееся лицо. Мешки под глазами. Углубившиеся морщины. Длинные чёрные волосы, обычно уложенные, сейчас торчали во все стороны.
Он смерил меня единственным глазом. Второй, выколотый мною в день, когда я обрёл способности к магии крови, он ничем не прикрывал. Просто сомкнутые веки поверх пустующей глазницы. Явно брал пример с нашего более именитого предка, дружившего с самим Вседержцем. Вот только глаз был не тот.
— Что за вздор ты несёшь? — чуть ли не прошипел он.
Наши взгляды встретились.
— Она мне сама сказала. Перед уходом.
— И что же мама тебе сказала?
Отец словно взял себя в руки. Ничего общего с теми вздрогнувшими плечами. Лишь цепкий уверенный взгляд, да вытянутая осанка, оставшаяся у него со времён службы в армии. Когда он принимал подобный вид раньше, я всегда остерегался с ним спорить.
Но не сейчас.
— Что ты… — я помешкал, подбирая слова и стараясь в точности вспомнить, что говорила мама. — Что это твой выбор, что ты его верно сделал. Что вы пытались уберечь меня от чего-то. Просила не судить тебя строго.
Чем больше я говорил, тем больше понимал, как бессмысленно звучат мои обвинения. Но какая-то часть внутри меня упрямо твердила, что я прав. Иначе не было никакого другого логичного объяснения.
Отец подошёл ко мне, остановившись сбоку. Его рука тяжело легла мне на плечо.
— Мне её тоже не хватает, сынок.
Я попытался скинуть руку с плеча, но был всё ещё слишком слаб для такого.
— Я понимаю, что в том состоянии, в котором ты был, тебе могло привидеться всякое, — продолжал отец. — Поэтому, пожалуйста, не путай реальность с галлюцинациями.
Перед моими глазами вдруг оказался запечатанный конверт и серебряная цепочка с каким-то флаконом. Я осторожно взял их в руки.
— Мама просила передать это тебе, — пояснил отец уже более мягким голосом. — Я оставлю вас наедине.
Дождавшись, когда за ним закроется дверь, я открыл конверт. От него всё ещё пахло мамиными любимыми духами.
“Лисёнок, ты, наверное, прочтёшь это, когда меня уже не станет. Мне грустно, что так вышло. Я виновата, что не сумела быть хорошей мамой для тебя. Это моя вина, что мана так себя повела с тобой. Но молю, не отказывайся от неё, не