бабушка, была бы плохая — Акулей бы звали! А так все Анна»; «Матери заказ до порога, а как вышла за порог, так и семь дорог»; «Девок подымаешь — как за окно кидаешь, а сына подымаешь — как взаймы даваешь».
И еще одно имя «открыл» Бахтин. В Ленинградском отделении издательства «Советский композитор» недавно вышла его книга «Песни донских казаков, напетые Андреем Ивановичем Каргальским». Любопытная история. В литературном кружке, которым руководит писатель, много лет занимается Андрей Иванович Каргальский, коммунист с тридцатых годов, кадровый рабочий. Всю трудовую жизнь варил металл, что наложило отпечаток на его облик: кряжист, словно вырублен из одного куска. Руку в кулак сожмет, что кувалда тебе, а по характеру — добр и нрава веселого.
Подарил как-то Бахтин кружковцам по книге о народном песенном творчестве. Каргальский принял дар и заметил, что помнит старые казачьи песни. Сказал: «Казацкого во мне осталось душа да песня». Существует снимок, сделанный крупным собирателем казачьего фольклора А. И. Листопадовым в начале века. На том снимке среди лучших песенников и песенниц станицы Верхне-Каргальской — Александра Гавриловна Чеботарева, бабушка Андрея Ивановича, а еще дед и брат второго деда со стороны отца.
— Прадед мой, Андрей Дмитриевич, брал в плен Шамиля, — сказал Андрей Иванович при их следующей встрече. Помолчал, сосредоточился и запел голосом сильным и смелым, с остановками и повторами.
У славного у князя,
Было князя во Влади… е-ай да, князя во Владимира,
Ай да вот(ы) собиралася да у нас,
У нас пир да беседушка, беседа (й) она почтенная,
Она многорадостная.
Ай да что честна, хвальна беседушка,
Она-то премногора… ай да, она многорадостная.
Ай да вот(ы) во беседушке той сидят,
Ай да сидят, скажем, али князья-бояре,
Сидят князья-бояре…
Впервые слушал Бахтин редкий сюжет о пире у князя Владимира, по праву сторонушку от которого сидел Илья Муромец, а по леву — Дей Степанович. Затем последовал и вовсе неизвестный фольклористам вариант песни «Ай во славном было во городе». В ней Садко похваляется, говорит, что казна новгородская богаче казны князя московского.
Ай во славном было во городе,
Во чудесном все было во ка…
Ай ну во кабаке.
Е-ай да что там пьет да Садко, пьяным напива…
Ай напивается,
Е-ай да, что да в своем-то глупом уме он выхваля…
Ай выхваляется.
«Ай да что я продам-то, я да продам да
Москву-то ее, вот(ы) снова да вы…
Ай да выкуплю,
Е-ай да что да пожаром спалю, ее снова вы…
Ай снова выстрою.
Ай да что казна-то новгородская да
Богаче-то казны князя моско…
Ай да московского.
Е-ай да что захочу-то я куплю себе да княги…
Ай да княгинюшку,
Е-ай да княгинюшку-то вот все я да замо…
Ай да заморскую,
Е-ай да и да на то я не спрошу только, скажем…
согла…
Ай да согласия
Е-ай да князя-то, скажем, вот только да моско…
Ай да московского».
Репертуар Каргальского оказался обширным, многое практически ушло из народного музыкального быта, в том числе песни о сыне Стеньки Разина, об адмирале Ушакове и Петре I. Увлекшись предложением Бахтина, Андрей Иванович поехал на родину, чтобы записать и ему неизвестное. Однако возвратился ни с чем.
— Собралась в хате родня, знакомые, — рассказывал после, — запел я старую казачью: «Разродимая моя сторонушка, да не увижу больше я тебя»… Никто не поддержал. Не знают. Запел «Молодость» — тоже не знают…
Вот так и возвращается к нам, казалось, забытое давным-давно. Возвращается благодаря собирателю, который жадно прислушивается к народному слову в автобусе и электричке, за праздничным столом, в городской квартире и деревенской избе. У гардеробщицы Лениздата Бахтин записал вариант старинного романса, а тетрадочку редкостных олонецких причитаний подарил ему актер Григорий Диомидович Душин. Тому она досталась от наследников одной умершей женщины. Читаешь и мороз по коже — языческая вера, когда человек ощущал природу как равную себе, обращался к усопшему как к живому. В поезде от железнодорожника услышал сказку о сметливом солдате. А что было бы, замечает писатель, если бы в Вознесенье не познакомился с Павлой Максимовной Коняевой, не заглянул бы в дом, не услышал бы ее слабенького голоска:
Не кукуй, моя кукушечка,
Ой, не кукуй моя да рябая,
Во сыром-то во лесочке,
Да во сухом-то борочке…
Кто они, хранители народной культуры? Уже известная нам Мария Николаевна Тихонова — колхозница, в войну побывала в фашистском концлагере, Владимир Андреевич Горбунов — железнодорожник, глава семьи, где семь детей; Мария Ивановна Котова — фуражир на ферме, Петр Константинович Тимофеев — машинист городской водонасосной станции в Лодейном Поле. А за Трохой Любытинским, настоящим скоморохом, ремесло которого идет от древних гусельщиков, Бахтин «гонялся» на Псковщине три года. На праздниках да семейных торжествах Троха народ веселил.
Услышать все — тут не надо многого: достаточно проявить любознательность, оглянуться вокруг да прислушаться…
Дело около Волги-реки было.
Идет один раз Стенька Разин в город. Попадается ему навстречу старушонка с маленькой девочкой. Старушонка корову ведет продавать, а девочка сзади идет, подгоняет.
— Здорово, старуха! — говорит он ей.
— Здравствуй, добрый человек, — отвечает она.
— Куда, старуха, путь держишь?
— Да вот в город корову веду продавать.
— А что, она лишняя у тебя, что ли?
— Да нет, не лишняя, милый человек. А что же делать мне, коли хлеба нет? Лучше хлеб есть с малыми детушками, чем молоко пить. Осташняя корова — не помога в семье. А ребят-то у меня четверо. Вот самая старшая со мной идет.
Поглядел Стенька Разин на корову, подумал немного да и спрашивает опять:
— Сколько ты хочешь за свою коровушку?
— Рублей тридцать, — говорит старушонка.
— Продай мне!
— Что же, купи. Мне все равно, кому продавать: хоть тебе, хоть другому. Покупай.
Он достал кошелек с деньгами и отсчитывает старушонке тридцать рублей: А она расстегнула свой ворот и достает из-за пазухи мешочек на шнурке. Развязывает его и говорит:
— Надо деньги подальше положить. А то, говорят, тут по дорогам Стенька Разин с шайкой разбойников рыскает. Богатых людей грабит. Неровен час, попадет навстречу и последние деньжонки отымет.
Завязала деньги в мешочек и
