– Мы прибыли сюда за артефактом, – спешно заговорил Корвич. – Пришли, потому что война не окончена. Гуру считает… что всё закончилось со смертью Абиаса. Но это не так. Лига возрождается…
– Почему вы мешаете Ордену? – после секундной паузы спросил Ньютон.
– То, чем вы занимаетесь, губительно для мира снов. Добыча артефактов сокращает общую территорию, расширяет Эдем, уничтожает хранителей – всё это нарушает энергетический баланс…
– Баланс в мире снов?
Корвич скорчился, сдавленно кашлянул кровью, и всё же заговорил вновь:
– Во всех мирах. Каждый добытый вами артефакт приближает Гуру к его цели – к соединению миров. Никто не должен владеть такими знаниями… Иначе, произойдёт неизбежное… Если ответы заведут его не туда, куда нужно, если Гуру зайдёт слишком далеко, то оба мира будут уничтожены!
– Ты врёшь, – выпалил Ньютон. – Не будет никакого конца света.
Корвич молчал и лишь внимательно посмотрел в глаза молодого сноходца.
– По-твоему не глупо рассказывать всё это мне?– спокойнее сказал Ньютон. – О Лиге? О возрождении? Почему мне не убить тебя и не рассказать обо всём Гуру? Я ведь член Ордена!
– Член Ордена? – Корвич насмешливо прыснул. – Это ты так решил, или они тебе так сказали?
От этих слов Ньютон почувствовал внезапную злость и сильнее надавил копьём в горло врага:
– Что ты имеешь в виду?
– Думаешь, они приняли тебя в свою семью по доброте душевной? – просипел Корвич и судорожно слизнул кровь с губ. – Думаешь, подарили тебе сказку, помогли обрести себя и всё такое?
Ньютон не знал что ответить.
– Они используют тебя, парень. Думаешь, они тебе друзья? Как бы ни так. У Гуру нет друзей. И все, кто его окружают, для него всего лишь расходный материал.
– Твои слова…
– Чистая правда, – перебил Корвич и добавил. – Думаешь, это ты их выбрал? Нет, дружок. Это они тебя выбрали и промыли мозги. Гуру и его девчонка. И ты бы понял это давно, если бы задавал правильные вопросы. Хотя бы самому себе…
– Правильные вопросы?
– Например, почему девчонка открыла тебе свою комнату? Как они вообще нашли тебя? Почему приняли? Почему Гуру ничего тебе не рассказал о войне с Лигой до прихода сюда? И почему он делает всё, чтобы ты лишился своего прошлого?
– Он не… – хотел ответить Ньютон, но словно онемел. – Он ничего такого…
В голове заворошились воспоминания тренировок с учителем и его «правила». «В мире снов лучше называться прозвищем». «Лучше разделять свою жизнь в реальности, и жизнь в мире снов». «Ты же знаешь, мы не обсуждаем наши реальные жизни».
– Ага, вижу, ты начинаешь въезжать, – легче произнёс Корвич, когда остриё перестало до крови пронзать кожу. – Этот демон делает всё, чтобы ты чувствовал себя одиноким и нуждался в его покровительстве. А затем ты сам отдашь то единственное, что ему нужно от тебя.
– И что же это?
Корвич ухмыльнулся:
– Так, самая малость – жизнь.
Ньютон недоверчиво покачал головой:
– Ты всё выдумываешь, – запротестовал он. – Гуру предупреждал… предупреждал, что ты это скажешь, – затем он замолчал, собираясь с мыслями. – Зачем ему моя жизнь?
Златозубая улыбка Корвича постепенно ослабла, и в темноте остались различимы только два серых глаза.
– За тем же, зачем ему нужна была жизнь твоего брата.
От этих слов всё, что заставляло Ньютона крепко стоять на ногах в этом странном мире, куда-то бесследно пропало, и копьё выпало из его обессиленной руки. Он сделал шаг назад, не отводя глаз от Корвича, затем ещё один и лишь ступив в воду остановился.
– Вижу, ты знаешь о себе не больше, чем о своём брате, Залевски, – в голосе Корвича возникли призрачные нотки сочувствия.
– Ты знал Артура? – с трудом отыскав дар речи, спросил Ньютон. – И откуда ты знаешь, как меня зовут?
Истерзанный пленник с трудом поднялся на ноги и, казалось, хотел ответить, но снаружи снова донёсся голос Гуру.
Растерянный Ньютон медленно повернулся на звук и вновь уставился на пленника с тем же растерянным выражением лица.
– Хочешь узнать правду о себе и о брате? – спешно заговорил Корвич и стал медленно отступать во мрак пещеры. – Найди меня в мире снов. Дубовая дверь с кованной решёткой. На решётке чёрный грифон. На левой его лапе эмблема Лиги Весов. Отыщи меня, но до тех пор берегись Гуру и девчонки. Делай вид, что ничего не произошло. Подыграй им, – шаги стихали вместе с голосом. – А когда мы снова встретимся, ты узнаешь правду. И сам выберешь сторону…
– Но если ты не выберешься? – оживившись при мыслях о смертельной ране Корвича, от страха потерять нужную ниточку к давно забытому сну, зашипел в темноту Ньютон.
– Выберусь, – эхом из глубины пещеры донёсся голос и растворился в гулкой тишине.
* * *
Выйдя из сырости на свежий воздух, у Ньютона закружилась голова, и он буквально наткнулся прямо на Гуру. В руках учителя был пистолет, в тёмных глазах сверкала решительность, которая тут же погасла при виде растерянного, извозившегося в грязи ученика.
– Он там? – с надеждой в голосе спросил Гуру, заметив на руке Ньютона жёлто-красную кровь.
Ньютон молчал, всё ещё пытаясь собрать себя по частям, и лишь когда учитель шагнул к пещере, поспешно вымолвил:
– Мы дрались. Видимо, он оглушил меня и… убежал.
– Проклятье! – сквозь зубы выдавил запыхавшийся от долгой погони Гуру и всё же вошёл в пещеру.
Ньютон остолбенело ждал, и лишь когда учитель вернулся ни с чем, почувствовал странное облегчение.
– Пошли отсюда, – скомандовал Гуру, но внезапно откуда-то сверху донёсся шорох и звонкий хриплый голос подростка.
Это был Хосе:
– Он здесь! Здесь! Я его поймаю! – крики малыша эхом разнеслись над ущельем.
Ньютон и Гуру задрали головы. Прямо над ними на вершине двадцатиметровой скалы показался Корвич, выползающий из каменой расщелины. Хосе мчался к нему, перепрыгивая по скользким отвесным камням. В глазах учителя, смотрящего на него, появились надежда и гордость.
– Хватай его, малыш, хватай, – словно заклинание тихо повторял Гуру, поднимая пистолет, но прицелиться мешали деревья. – Хватай же! Хватай!
Искалеченный Корвич пустился наутёк, но резвые и сухие ноги подростка, словно пружины, буквально подбрасывали полного решимости Хосе и несли к неизбежному триумфу. Но в следующий миг эти же ноги его подвели.
Сначала малыш чуть вскрикнул, но лишь по-детски, словно от испуга собственной неуклюжести. И только когда всё его тело потянуло в пропасть, над ущельем разнёсся тонкий, слишком тонкий, даже для подростка, душераздирающий вопль, похожий на жалобный крик птицы, лишившейся крыльев. Этот вопль смолк, обернувшись глухим ударом. Затем наступило молчание.
