Книга Идеальная для колдуна - Лика Семенова

* * *

Сесиль не разговаривала с Амели уже почти целый месяц. Но виноватой себя, конечно, не чувствовала. Впрочем, это не имело никакого значения — Амели никогда не была особо близка с сестрой. Зато отец чувствовал за собой вину и смирился с присутствием дочери в доме. И все стало почти как прежде. Разве что на улицу она старалась не ходить без нужды. Молчали, но глазели. Зато теперь Амели получила возможность целыми днями пропадать в кухне, никого не спросив. Порхала, как бабочка. Она скупила половину товара в лавке Марты, и каждое утро начиналось с ревизии запасов. В последнее время мать частенько садилась на стуле у окна и просто смотрела. Молча. Порой приносила вязание, как сейчас. Вязала очередную пуховую шаль для кого-то из девочек. Нужда ушла, а привычки остались.

Амели выглянула в окно, задрала голову, пытаясь разглядеть над кромкой крыш полоску хмурого серого неба. В такую погоду порой просто не было сил. Руки и ноги казались тяжелыми, движения медленными. Иногда Амели даже задумывалась, стоит ли в такой день что-то печь. И верх одерживало, скорее, упрямство. Мать с тревогой поглядывала из своего угла, но молчала. Лишь слышался стук вязальных спиц.

Амели перетерла в медной плошке муку со сливочным маслом, обтерла руки. Мать подняла голову:

— Что будет сегодня?

— Луковый пирог.

Мать лишь кивнула. Амели вдруг охнула, прикрыла рот ладонью:

— Кажется, закончился мускатный орех…

Если так — это целая трагедия! И непременно нужно будет послать Понину в лавку. Она кинулась к шкафчику, в котором были составлены маленькие глиняные горшочки с плотными деревянными крышками. В поисках, откупоривала пробки, нюхала содержимое, ненужное ставила обратно на полку. К счастью, мускатного ореха хватит еще надолго. Амели забрала нужный горшочек, с наслаждением понюхала, но тут же отвернулась, едва не выронив. Ее скрутило пополам в приступе внезапной тошноты. К счастью, желудок ничего не исторг. Она ухватилась за край столешницы, выпрямилась, глубоко дыша и часто сглатывая. Такого не бывало раньше.

Мать бросила вязание и уже стояла рядом. Ее прохладная рука накрыла руку Амели. Она внимательно вглядывалась в ее лицо, будто оценивала. В последнее время Амели часто ловила на себе такой взгляд. Наконец, мать кивнула:

— Амели, ты беременна.

Глава 51

Хотелось рассмеяться. Глупости! Вздор!

— Что за выдумки, матушка? — Амели все же улыбнулась и мелко покачала головой. Даже отдернула руку.

Мать не разделяла этого веселья. Лицо было напряженным, губы плотно сжаты. А взгляд будто резал.

— Я уже несколько дней за тобой наблюдаю. Ты беременна. Даже не отрицай.

— Да нет же! Нет!

Мать пододвинула табурет, опустилась, будто навалилась великая усталость:

— Я четверых выносила и родила. Поверь, дочка, я не ошибаюсь. Сколько у тебя уже крови нет?

Сколько? Да она и сама не обращала внимания. Вот теперь внутрь пробиралась ледяная колкая паника. Студила грудь. Амели поспешно отвернулась, подошла к ведру с чистой водой, плеснула в лицо. Этого не может быть. Не может быть!

Не может!

Ноги стали ватными, руки тряслись. Амели тоже в бессилии опустилась на табурет и теребила заледеневшие пальцы. Бросало то в жар, то в холод. Тут же снова в жар. Кожа взмокла. Наконец, она посмотрела на мать и покачала головой:

— Нет, матушка. Вы ошибаетесь.

Мать лишь неспешно кивнула, со вздохом. Не ей, собственным мыслям. Помолчала какое-то время, раздумывая. Наконец, решительно подняла голову:

— Ты должна вернуться к мужу.

Амели даже выпрямилась от возмущения:

— Ни за что! И завтра же выяснится, что вы ошиблись! Клянусь, матушка, ошиблись! Я не беременна!

Но мать будто не слышала. Смотрела с каким-то грустным спокойствием. С сосредоточенной обреченностью:

— Ты пойми, глупая: чем дальше — тем заметнее. Такое не утаишь.

— Нечего таить.

Мать не отступала:

— Хочешь, врача приглашу. Уж его, наверное, послушаешь.

— Нет! — Амели едва не подскочила. — Не надо никого звать!

Хотелось проснуться. Где-то глубоко внутри Амели точно знала, что мать права, но никак не хотела принимать эту новую реальность, которая в единый миг перетряхнула мир с ног на голову. Будто, убедив матушку в том, что та ошиблась, можно с легкостью избавиться от самой причины. Все это оказалось настолько неожиданным, что никак не желало укладываться в голове.

Нет, Амели, конечно же, думала о детях. Часто, разгуливая с Эн, они обе мечтали о том, какая у каждой будет семья. Сколько детей. Сколько мальчиков, а сколько девочек. Эн непременно хотелось одних мальчиков, она настаивала, что мужья только мальчиков и хотят. Она всегда мечтала быть хорошей женой. А Амели все время представляла чудесных крошечных девочек в розовых муслиновых платьицах. Четверых, как у матушки. И чтобы у каждой дочки обязательно были нежные щечки, как розовые лепестки, поджатые пухлые губки бантиком и светлые кудряшки, как у самых дорогих красивых кукол, которых выставляют в витрины. И, конечно же, огромные чистые глаза, голубые, как небо. Все время представлялось, как она гуляла с крошками в парке у дворца Конклава, тоже вся в розовом муслине, а проходящие мимо роскошные дамы, графини и герцогини, непременно останавливались любоваться и говорили, какие прекрасные у нее девочки. Порой мечты выходили такими красочными, что Амели едва не раздувалась о гордости. Будто все это было наяву.

Но, мечты мечтами. Когда-нибудь. В будущем. Обязательно. Потом.

Но не сейчас!

Вновь бросило в жар, а к горлу опять подкрадывалась тошнота. Мечты были красивыми, но теперь память подсовывала совсем другое, вселяя едва ли не панический страх. Амели, конечно слышала, что такое роды. Как это мучительно и опасно. Иногда мать уходила помогать повитухам, если пришел срок кому-то из приятельниц. Она накидывала на плечи плащ в любое время дня и ночи, и уходила в сопровождении Фелис, торопясь, с таким лицом, что с ней страшно было даже заговаривать. Один раз вернулись в слезах. Умерли оба: и мать, и ребенок. Но тогда эта новость не вызвала в Амели должного трепета. Зато воспоминание об этом сейчас просто сводило с ума. Парализовывало. Она неосознанно прижала ладонь к животу, будто хотела защитить.

Нет, она еще ничего не понимала, не принимала. Все еще пыталась проснуться. Вновь посмотрела на мать, покачала головой:

— Не надо никого звать.

Мать вздохнула:

— Об этом надо сообщить твоему мужу.

Внутри все забурлило:

— Нет! Только не это! — Амели даже подскочила. Да так резко, что на мгновение закружилась голова. Собственный голос звенел в ушах.

Мать повела бровями:

— А как иначе? Ты живешь в родительском