током, я проваливаюсь в небытие, и прихожу в себя от того, что Демид дует на мой лоб, стирает пальцами влажные капли.
— Красиво, — улыбается и целует, нежно и трепетно, в кончик носа. — Ты очень красивая. Когда спишь, ешь, сердишься. И когда кончаешь, тоже.
Потом резко отстраняется и, нахмурив брови, надевает на меня штаны. Застёгивает пуговку, гладит по животу, натягивает майку, чтобы не осталось ни единого лишнего сантиметра кожи перед глазами, укутывает.
— А теперь я оденусь и мы поедем обратно, — заявляет и, отойдя подальше, сбрасывает с бёдер полотенце.
— Спасибо, что предупредил. И отвернулся! — переворачиваюсь на живот и, чувствуя какую-то безбашенную смелость, подпираю подбородок кулаками и смотрю на красивые крепкие ягодицы.
— Повернуться? — искоса смотрит на меня, а на губах провокационная усмешка.
— Нет! — вскрикиваю, на всякий случай ладонями лицо закрываю, а Демид хохочет. — Ладно, одевайся, я пойду воды попью.
Я такая смелая была вот только что, а тут вылетаю из комнаты, роняя остатки самообладания. Этот парень всю мою жизнь с ног на голову поставил. Опять. И честное слово, мне это нравится.
37. Ярослава
Кутаясь в пальто, пытаюсь отгородиться от прохлады осеннего утра. Но октябрь слишком холодный, чтобы не думать о пуховике, камине и чашке горячего чая. Пританцовывая, я жду Демида, а он с кем-то по телефону треплется, хмуря брови. Ну что вот у него опять случилось?
— Тренер звонил, у четырёх парней из команды грипп тяжёлый. Но ничего, прорвёмся.
Демид действительно расстроен, между бровей сердитая складка, и я становлюсь на носочки, тянусь к ней пальцами, слегка надавливаю, чтобы разгладить. Его кожа кажется очень горячей. Слишком горячей и я прикладываю ко лбу ладонь, пытаясь найти признаки температуры.
— Эй, со мной всё нормально, — Демид накрывает моё запястье, сжимает, отнимает руку ото лба и прикладывает к своей груди. — А вот у тебя уже кончик носа посинел, пора ехать.
И правда, я так замёрзла, что уже зубы начинают стучать.
Машина Демида стоит там же, где мы ещё вчера оставили — на неширокой подъездной площадке, и в лучах утреннего уже по-зимнему злого солнца хромированные детали блестят. Красиво…
— Ой, а бензин? — спохватываюсь, вспоминая причину, по которой мы оказались вечером здесь, а не дома. — Ты заправил машину? Говорил, по ситуации разберёмся…
— Я сказал, значит, разберёмся.
Демид обходит машину, ловко открывает багажник и достаёт оттуда… канистру! Тяжёлую, по всей видимости заполненную бензином до краёв. Так, стоп!
— Эм… то есть она всё это время лежала в твоём багажнике?
Демид хитро улыбается, а глаза смеются. Ах ты ж гад!
— Да ты маньяк! Обманом девушку в эту глушь затащил, — сержусь, но это не взаправду.
Поступок Демида, его обман кажется милым. В конце концов, он привёл меня в дом своего отца, а это ведь важно? Может быть, я обманываю себя, ищу несуществующие знаки, но для меня это много значит.
Мы опять срастаемся слишком тесно, переплетаемся, впускаем друг друга в свои жизни глубоко.
— Быстро в машину! — приказывает Демид, распахнув дверь, и спорить мне совсем не хочется.
— Не злишься? — спрашивает, когда дом его отца остаётся позади, а сеть на телефонах снова на пять ступенек. Приходят сообщения от девчонок — они действительно здорово волновались, и я пишу в групповой чат, успокаиваю их.
— Разве что чуточку, но если выпьем кофе, я обязательно подобрею.
В кофейне снова столпотворение — тут не бывает пусто даже через пять минут после открытия, но их кофе стоит того, чтобы подождать своей очереди. Мы с Демидом стоим, держась за руки, и эти невинные прикосновения очень тёплые и интимные. Рядом, как всегда в этом заведении, полно знакомых — ребят, с которыми учимся вместе, с которыми грызём гранит науки и мигрируем по корпусам и коридорам. Чувствую взгляды, но в них больше нет зависти или злости. Похоже, всерьёз никому нет дела до чужих отношений, а я волновалась.
— Я же говорил, что всё будет нормально, — Демид становится за спиной, рукой плечи перехватывает, к своей груди прижимает. — Не дёргайся, так теплее, а то ты до сих пор дрожишь от холода.
Да, дрожу, вот только не потому. Меня волнует присутствие Демида, и после совместной ночи, а тем более утра… всё ощущается острее и прикосновения волнуют в разы больше. Меня спасает милый мальчик в форменной полосатой кепке и такой же рубашке: приветливо улыбается, принимает наш заказ, а я шикую и заказываю жутко навороченный кофе с тремя сиропами и пышной шапкой сливок. Плевать, что денег уже кот наплакал, прорвусь. Но Демид снова не позволяет расплатиться. Настойчиво в сторону меня отталкивает, закрывая своим плечом и протягивает карту мальчику. Тот улыбается напоследок и впихивает Демиду чек вместе с кофейными стаканчиками. А я вдруг замечаю то, что привлекает моё внимание и может стать решением многих проблем. Объявление.
«В кофейню требуется девушка от восемнадцати до двадцати пяти. Приятная, коммуникабельная, стрессоустойчивая. Возможно обучение. Оплата своевременная, полный соцпакет. Возможна работа на неполный день, для студентов. По всем вопросам обращаться с двенадцати до восьми по телефону…».
Чёрт, это идеально! Будто кто-то услышал мои мысли и послал эту возможность. Теперь главное — не упустить.
Быстро фотографирую объявление, ставлю напоминалку ровно на двенадцать и улыбаюсь. Кажется, всё действительно стало налаживаться.
У дома мы с Демидом долго прощаемся. Почти час целуемся, и голова кружится от его близости, нежности, терпения. Лавр не пытается содрать с меня одежду — он понимает, что от такого я сбегу быстрее всего, испугаюсь. Демид даёт мне возможность самой принять решение, не настаивает, не торопит. Ждёт. Хотя по глазам — больным и горящим, — по пальцам дрожащим видно, как ему тяжело.
— Всё, беги, а то твои девочки всех собак на поиски поднимут.
Нет, всё-таки он горячий. Или это у меня руки ледяные? Хоть бы не заболел.
Всё-таки нахожу в себе силы, возвращаюсь в дом, даже ни разу не обернувшись. Ну, если только пару раз. Внутри пусто — девчонки разбежались по делам, и это меня почему-то радует. Бросаю сумку, аккуратно ставлю на полочку обувь и прохожу прямиков в уютную кухоньку. На столе тарелка, прикрытая бумажной салфеткой. Бутерброды! Ах, мои девочки, люблю вас.
«Не знаем, чем ты там занималась всю ночь, но наверняка тебе понадобится восстановить силы. Тут твои любимые, с рыбой. Д. и О.»
Ну не прелесть? Уминаю один бутерброд, ставлю чайник, наливаю чай. В окне окончательно просыпается небо, ясное и невозможно голубое. Без единого облачка, чистое до невозможности.
