— Ну что опять?
Но ответ был не самым легким.
— Она в тюрьме.
— В тюрьме? — повторил я эти слова. — Ее мегера? Она в тюрьме?
— Твоя мать мне позвонила из СИЗО. У нее не было другого выбора… Ведь ты не дала ей свой новый номер. Она должна была воспользоваться правом и сделать звонок родным. Но… — качала Ленка головой, — выходит так, что из родных у нее осталась только я. Раз уж она позвонила мне, а не дочке.
Это был полнейший попадос. Натину суку взяли за мошенничество. Она набрала кредитов в разных банках и надеялась их не отдавать. Уверен, она рассчитывала отыграться в казино. Но это надо быть реально ебанутым на башку, чтоб свято верить, будто можно отыграться. В казино зарабатывают только те, кто носит бабочки. А игроки лишь проигрывают — эту правду знали все, но только не она. Не эта старая дура.
Мы бросили все и помчались в изолятор. Ната уболтала меня оставить малыша на Ленку. И хотя мне эта идея вовсе не нравилась, брать в качестве няни постороннего человека было не намного лучше. Да и времени тупо не осталось, чтобы найти хоть кого-то. Надо было срочно что-то делать, пока ее не упекли в колонию.
Конечно, я видел в этом плюс — сперва даже хотел забить на проблему, позволить Вселенной справедливо наказать транжиру. Но слезы моей Наты просто убивали, они точили мое сердце, как вода точит камень. Смотреть на нее в таком состоянии было невозможно, она просто билась в истерике и просила меня «что-то сделать».
Что ж. Я не мог не реагировать, и сделал все, что мог.
Мы встретились с адвокатом, перетерли с прокурором отсрочку наказания. Встретились с каргой: она ревела навзрыд, испачкав нас обоих соплями и клятвами больше никогда не играть. Но это ж были просто слова, я прекрасно понимаю. Языком шевелить — не мешки ворочать, таких только могила исправит.
Назначив у судьи внеочередное заседание, мы привезли чудо-мамку в суд и с помощью взятки выбили бонус. Это был максимум из возможного, без моих офигенных связей Людмила загремела бы на зону только так. И сидела бы долго. Я бы о ней даже не вспомнил. Но для Натки это было делом чести: хоть она и отреклась от матери, связь между ними сохранилась. Что бы она там ни говорила.
Еще месяц назад я бы плюнул на все это и сам приплатил, чтоб мамку доставили в Сибирь. Чем дальше, тем лучше. Но после того, как ушел отец… я вдруг понял, как ценны родители. Пускай они и выглядят со стороны как кусок не пойми чего. Я не мог ее упрекать за любовь к ужасной матери, ведь и сам теперь страдал. Не проходило и дня, чтоб я не смотрел на Эльдара и не вспоминал тот день, когда мы встретились впервые.
— Прошу всех встать! — сказала судья, и мы поднялись. — Суд постановил дать подсудимой отсрочку с возможностью исправления. Она освобождается из-под стражи для прохождения реабилитации сроком восемнадцать месяцев с возможностью продления… Копию решения можно взять у секретаря. На этом все.
Адвокат мне подмигнул, и я похлопал его по плечу. Хороший юрист, уже не раз вытаскивал меня из передряг, помогал мне выбраться и не из такого дерьма. Наткина мама оглянулась, и на ее лице росла улыбка. Наручники были сняты, клетка открыта, она выходила из зала суда как свободный человек.
— Боже, Карим… — бросилась она ко мне. — Видит бог, ты святой!
— Не знал, что вы набожный человек.
Я обнял ее за плечи, и мы дружно пошли к выходу. Ната была счастлива, она висела на маме, не прекращая целовать эти лживые щеки. Конечно, матерей не выбирают, это все понятно. Но ждать от этой мрази нормального поведения было наивно.
— Карим, дорогой, — гладила меня Людмила по лицу как тайного любовника. — Даже не знаю, как тебя благодарить за это.
— Да бросьте. Не стоит. Это же вы меня свели со своей дочкой. Ната все отработает. Да, малая? — ущипнул я ее за жопку.
— Да, — ответила она смущенно.
И мамке стало чуточку стыдно. Впервые, наверное, за целую жизнь.
— Знаешь, Карим, извини меня за тот случай… В казино. Прости, что я тогда расстроила Нату.
— Ничего, бывает. Вы ж не специально, я знаю.
— Я не хотела вас расстроить. Честно.
— Да, конечно, — кивал я налегке, когда мы уже вышли из суда. — Все нормально.
— Такого больше не повторится, — остановилась мама Наты и сжала мою ладонь обеими руками. — Клянусь тебе — никогда.
— Хм, — улыбался я и пристально смотрел в эти серые глаза. Уверен, когда-то давно они были голубыми, но со временем выцвели. В них не было правды, не было искренности. В них не было жизни. Они просто были — и все. Доверять этим глазам было бы глупо, очень глупо. И я тогда сказал: — Конечно, Людмила. Естественно… Такого больше не повторится. Никогда… Даю вам слово.
Она ощутила подвох. Мигом отпустила мою руку и сделала шаг назад, отшатнулась как от проказы. Мои губы выгнулись в хитрой усмешке, а она все больше пятилась обратно — к зданию суда. Ведь по ступенькам поднимались санитары.
— Кто это? — спросила меня Натка. — Что происходит? Карим, что происходит?!
Ее мать стала ежиться как ведьма на костре. Она была похожа на угря, который попал на сковородку и чувствовал, как она нагревается. Крепкие парни схватили ее за руки и буквально понесли к фургону. Та сука была похожа на вампира, которого тащили к солнечному свету — он упирался ногами,
