как подруга тут же открыла. Как всё-таки приятно, что где-то есть место, где тебя помнят и ждут! Вот кому надо было на шею вешаться, а что? По теперешним временам даже модно. А Юлька добрая, хорошая, она меня любит. И задница у неё красивая, даже лучше, чем моя! Вот влюблюсь в Юльку, пусть завидует!
— Господи, Дашка, что с тобой? Ты поссорилась со своим женихом, да? — налетела подруга на меня с вопросами.
Нет, не влюблюсь. Голос у неё противный.
Подвинув Юльку плечом, я вломилась в квартиру.
— Потом, всё потом расскажу... — еле выговорила я. — Мне бы только в ванну и полежать...
Юлька схватила меня за руку:
— Да ты вся как ледышка! Замёрзла, что ли?
Но я уже ничего не отвечала, только плечи тряслись как в лихорадке. Дальше всё было как в тумане. Кажется, вместо ванной подруга потащила меня в спальню. То ли правда любить собралась, то ли просто горячей воды пожалела. Я хотела возмутиться, но сил не хватило. Едва, обессиленная, упала на кровать, как тут же вырубилась.
Дальше воспоминания были совсем отрывочными, будто я проваливалась в тёмную бездну, из которой периодически выплывала, и чувствовала жуткий холод. Он пробирался под кожу и становилось трудно дышать.
— Даша, ты вся горишь! Проснись же!
Когда Юля вцепилась в мои плечи мёртвой хваткой, я открыла глаза:
— П-и-ить... — простонала. — Мне очень хо-лод-но. Юлька, милая, дай мне ещё одно од-деяло, — стонала я. — Или батарею. Или костер. Или в супе меня свари… а то хо-о-олодно…
— Сейчас... Давай быстро температуру измерим.
Она сунула мне градусник и поднялась, а я, стуча зубами, натянула на себя второе одеяло и снова закрыла глаза.
— Чёрт, тридцать девять, — вновь вырвал меня из забытья громкий Юлькин голос. — Вот что с тобой делать?! — всплеснула она руками.
— В супе свари, — вяло напомнила я. Юлька отказалась, и я в мутном сознании ещё и обиделась: — Тогда ничего не делай, я сейчас попью и уйду... Голая и босиком!
— С ума сошла? Никуда я тебя не отпущу, сейчас чай с малиной сделаю, погоди.
Да на кой мне малина? Раз не хочет отпускать, пусть лучше даст ещё одно одеяло, уже третье... Хотя малина — это тоже неплохо. Малина — это малинник. А малинник — это медведи. А они большие и тёплые, не то что быки…
Мысли мои путались и сознание ускользало. Я, конечно, пыталась с ним поговорить, но оно почему-то не хотело дебатировать с такой дурой, как я, и уплывало в светлые дали, в которых меня ждали то ли медведи в малиннике, то ли совы в курятнике, то ли Юлька в неглиже… с градусником и почему-то топором…
Когда Юлька накрыла меня сверху пушистым пледом, я окончательно отрубилась и уже совсем смутно помнила, что спустя час она снова поставила мне градусник, и он показал тридцать девять и семь. Я уже металась в бреду, прыгая вместе с Юлькой по арене цирка на спине медведя и обещая показать почтенной публике бой с быками, причем оба мы были в неглиже… и я, и медведь.
Так что, увлекшись, я не услышала, как перепуганная подруга набрала номер моей сестры, как через двадцать минут все приехали сразу толпой: и Зойка, и Димка, и Борисыч, и отряд октябрят, в полном составе. А потом уже они вызвали скорую, и прибывший врач вынес вердикт:
— Сильное переохлаждение и простуда. Отправляем в морг.
Я хотела было возмутиться и сказать, что без октябрят и медведя в морг не поеду, потому что там холодно и скучно. Но он, не слушая, вкатил мне укол, отчего температура немного упала. Но через час опять продолжила угрожающе расти.
— До-мой, до-мой, — стонала я, видя склонившиеся надо мной встревоженные лица.
Как потом рассказывали, Борисыч, завернув в два одеяла, бережно отнёс меня в машину и по просьбе сестры привёз к нам на квартиру. Я только помнила, как большие мужские руки подхватили меня... Почему-то казалось, что это отец: высоченный сильный, настоящий великан пришёл, чтобы спасти свою младшенькую.
— Папка, любимый, — шептала я, обнимая его за шею...
Правда, твёрдой уверенности в отцовстве у меня не было, он походил и на папу, и на Борисыча, и даже чуть-чуть на медведя… надо бы сделать тест ДНК.
С этой мыслью я и уснула.
***
Сутки он не отходил от меня, постоянно укрывал, согревал, переодевал, обтирал, носил в туалет, а когда Зойка уговаривала его: «Отдохни, Сергей, поспи, я пока с ней побуду...» — отвечал: «Нет уж, сам накосячил, сам и буду всё исправлять...»
И только когда меня прошиб пот, а температура начала падать, босс успокоился, вздохнул с облегчением, поцеловал меня в лоб — то ли успокаивая, то ли готовясь отпевать — и засобирался домой сменить Димку, который остался с животными.
На следующий день моя температура уже была в пределах нормы. Забрав градусник, уставшая от ночных бдений Зоя ушла к себе. Голова больше не кружилась, горло уже почти не жгло, я села на кровати и с облегчением выдохнула. У меня, конечно, было много приключений, но это запомнится надолго!
Стоило только вспомнить о Сергее, голову перехватило спазмом. Чёрт, не сейчас! Подумаю об этом после завтрака. Да, скушаю пока яблоко, потом, глядишь, и до кофе доберусь...
Аппетит разыгрался, когда я съела все дольки и оставленную Зойкой кашу и решила сходить на кухню.
Утро начиналось подозрительно хорошо, поэтому я решила сильно не радоваться... мало ли что! И как в воду глядела.
Раздался звонок, я сняла трубку и поморщилась — босс!
— Доброе утро, Даш! Как самочувствие? — голос его был уставшим и немного глуховатым.
Ну да, сначала со мной посидел, а потом наверняка к своей новой невесте потащился... Воображение живо дорисовало, как он мечется между нами двумя и никак не может выбрать одну-единственную.
— Здрасти, Сергей Борисович! Спасибо, всё хорошо. Как там Олечка? Скоро ли ваша свадьба?
— Даш, мне нужна только ты, запомни это!
— Не верю! — ответила я и повесила трубку.
Нет, с меня правда хватит вранья. Уж лучше одна... как-нибудь справлюсь с этой потерей, в любом случае так будет лучше для всех...
— Ну за что ты с ним так? — вступилась за босса неслышно появившаяся в дверях Зойка, — не мужик ведь — золото! Извёлся весь,
