Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
Ай-яй-яй! Беда! — Он ерничал, улыбался вроде бы, но смотрел серьезно. — Человек сошел на берег. К чему бы это? Не первая ли крыса бежала? Дали течь, идем ко дну?
— Брось, Даша, чего я Анне мог такого сказать? — спросил Хан, когда они все уселись в гостиной за стол.
— Жила, жила, вдруг в бега кинулась? — Даша задумалась.
— Мужика она своего не любила, — ответил Хан. — А что вдруг, это со стороны так кажется. Может, копилось у нее годами, а ночью через край хлынуло? Женщина молодая, собой хороша, разве здесь для нее жизнь? Сестренка, это же тюрьма! — Он постучал пальцем по столу.
Сынок молча наблюдал за сокамерником, как он порой называл Хана, и удивлялся. Скажи, разговорился молчун! Не всполошился, что немка сбегла, не горюет. А вроде сам втюрился. И не жалко ему? Может, теперь и не свидятся?
— Много ты тюрем видал. Спишь, жрешь, как барин…
— Есть и спать корове сладко, — перебил Хан. — Да не об этом речь. Ушла Анна? Откуда известно, что совсем?
— Известно. — Даша встала. — Так ты ни при чем? Понятно, гляди, Хан… — И вышла.
Сынок отхлебнул остывшего чаю, отрезал ломоть хлеба, сделал бутерброд с колбасой, подумал, приложил сверху ломоть сыра.
— Шамовка здесь точно не тюремная, — сказал он и откусил чуть не половину.
— Чего же Анна мне-то не шепнула, что уходить задумала? — Хан тоже потянулся к еде. — Где искать теперь? Москва город… да и осталась ли? Может, катит куда, колесики уже постукивают…
Сынок ел сосредоточенно, с последнего бутерброда колбасу и сыр забрал, хлеб на стол бросил. Хан кусок положил в плетенку, сказал укоризненно:
— Хлеб бросать грех.
— Так ведь и воровать, и врать, и чужую жену соблазнять — все грех.
— Они не венчанные. — Хан спохватился и добавил: — И не виноват я, с чего взял?
— Ты бы в цирке, Степан, не сгодился. Души в тебе нет, холодный. — Сынок откинулся в кресле, закинул ногу на ногу, цыкнул зубом. — Поздно ты, Степа, вскинулся, врешь, просто отвратительно слушать.
— С чего взял?
— Остынь. — Сынок махнул рукой пренебрежительно. — Представь… — Он выдержал театральную паузу. — Человек узнает, что его любимая раскрасавица испарилась, сбегла, так сказать, в неизвестном направлении. Чего такой человек делает? Он руками размахивает, говорит не поймешь какие слова. Когда очухается, заявляет решительно: мол, все вы, люди, врете, я, как никто, ту распрекрасную душу знаю! Она сорваться, мне не шепнув, неспособная! И бежит трусцой проверять, где же действительно дорогая душа. Убедившись, что люди ему по ошибке правду сказали, человек часами топчется у дверей, ждет, когда душа появится либо на крайний случай аппетит возвратится. Ты, Степа, человек некультурный, книжек не читал, в цирк не ходил, одно думаешь — как чего украсть, нарушить сто шестьдесят вторую статью Уголовного кодекса РСФСР.
— Ты-то артист, известное дело. Как ты того щелкопера в бильярдной отделал? Цирк! У факира своего научился? — Хан пытался Сынка с разговора сбить, на другое отвлечь.
Сынок, склонив набок белокурую голову, улыбался, рассматривал приятеля с удовольствием.
— Ты, Степа, фраер чистейшей воды, как слеза. И хитрости твои прямые и коротенькие до ужаса. Меня в кошмарный пот бросает от одной мысли, чего тебя в нашей распрекрасной жизни ждет. Отповедь закончил, перехожу к делу. Ты врешь, Степа, как сивый мерин. Не пойму только, за что так обижают несчастное животное.
Сынок поднялся, принес из спальни коробку папирос, взглянул на Хана и, убедившись, что тот успокоился и расслабился, спросил:
— Зачем тебе нужен уход Анны? Зачем, Степа? — Он сел на подлокотник его кресла, заглянул в глаза.
Хан двинул плечом, пытаясь Сынка сбросить, тот вовремя отскочил, вернулся на диван. Хан почувствовал, что взглядом выдал себя, разозлился по-настоящему. Он уступал Сынку в реакции и, уж конечно, в словоблудии, но превосходил в силе — аргумент в отношениях между мужчинами не последний.
— Слушай, парень, — начал Хан неторопливо. — Я не знаю, почему вокруг Анны вы хоровод водите. И знать не хочу. Мне своих дел, — он повел пальцем по горлу, — чужого не надобно. Ты меня на характер не бери и не замазывай. Я Аннушке лишнего не говорил и не знаю такого, чтобы она ушла. Да и ни к чему мне ее уход, обидно даже. Уяснил, Сынок? — Хан уставился на Сынка и молчал, пока тот не пробормотал, усмехаясь:
— Уяснил, уяснил…
— Теперь другое. — Хан не сводил с Сынка черных глаз. — Я бы молчал, да ты сам никчемный разговор начал. Когда я в номер вернулся, ты не спал. Когда ты вышел, минут пятнадцать тебя не было, я не спал. Так куда ты ходил, Сынок? С кем беседу имел? И чего ты теперь плетешь вокруг Анны?
У Сынка от возмущения дух перехватило, он вскочил, но Хан поднялся раньше, схватил железной рукой за плечо. Сынок удивительно легко выскользнул, упал на диван и ногой махнул с такой быстротой, что у Хана волосы от ветра на голове вздыбились.
— Мог и пониже взять, не стоит нам силой мериться, — быстро сказал Сынок. — Остынь, считай: не было об Анне говорено…
Неожиданно Сынок повеселел, взглянул на сидевшего напротив Хана с симпатией и сказал:
— Не было разговора, и ты, парень, никакого отношения к исчезновению Анны не имеешь. Лады?.. — договорить не успел, как скучно ему стало.
— Честно сказать, и я в отношении Анны на тебя и не думаю, — ответил Хан.
— Спасибо, себя ты обмануть не можешь.
— Я-то здесь тоже сбоку, — упрямо возразил Хан. — Сынок, пойдем прогуляемся. — Он встал.
— Куда пойдем? Корней просил не высовываться, — ответил Сынок. — Зачем же человеку за добро пакостить? Если уходить, так совсем. Тут я согласен, давай узнаем, сколько должны, и свалим. Деньги потом пришлем. — Голубые глаза его смеялись. Сынок ответ знал.
— Я работу обязан закончить, — ответил Хан. — Обещал.
— Тогда не болтай попусту.
Корней весь разговор слышал, злился, места себе не находил. Он, считавший себя человеком умным, попался как последний пижон — Анна ушла. Нельзя в его положении жить, рассчитывая на женское благоразумие. Гостиницу необходимо срочно ликвидировать. Главное, что он сам же потакал ухаживаниям милиционера, даже Анне шепнул, мол, приласкай парня, он мне нужен. Баба и есть баба, у нее вместо мозгов в голову неизвестно что напихано. Мент эдаким простачком выглядит, а сообразил, куда ударить, и мгновенно к немочке отмычку подобрал. «Уважает меня Мелентьев, — неожиданно подумал Корней, — парня подходящего выбрал. А вот с кличкой промахнулся, нет чтобы расхожую дать, выдумал — Хан. Непростительно для старого сыщика, обмишулился».
Эти рассуждения привели Корнея к мысли страшненькой. А как
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
