Однозначно к Максиму ничего не чувствую. Вот не екнуло сердце мое. И все тут.
Сделала чай, и пошла по направлению гостиной. Нужно с родителями связаться. Соскучилась сил нет. Подошла к дивану, и взяла ноутбук со стола. Открыла его. И зашла в приложение Skype. Набрала. Гудки. Отпила чай. Наконец-то на экране появилось улыбчивое лицо мамы.
— Привет, мам, — здороваюсь я.
Мама расхохоталась.
— Нет, мой внук, — гордо произнесла она. — самый послушный мальчик.
— О, они ушли рыбачить, — хихикнула она. — я привет им передам, и они сами тебе перезвонят, а теперь, — развела она руки в стороны. — я побежала. Кушать готовлю.
— Целую и обнимаю, — попрощалась я, и захлопнула крышку ноутбука.
Откинулась на спинку дивана и вздохнула. И разревелась. Просто не могу всего этого выносить. Вся та усталость, все нервы выплескиваю наружу. Я даже не плакала, когда подтянула к себе колени. Я просто выла. Захлёбываясь собственными слезами.
Спустя некоторое время истерика сошла на нет, я поднялась с дивана и направилась на кухню. Мне нужно успокоительное.
22
Это так странно. В огромном доме родителей, я впервые одна. Нет даже прислуги и Петра Ильича. Только охрана снаружи.
Я подхожу к плите, и ставлю воду греться, для того чтобы сварить лапшу рамэн. В животе урчит. Наблюдаю, как поднимается пар над кастрюлей. Только я сомневаюсь, что смогу поесть. Просто нравится соблюдать сам процесс приготовления. Выполнять какие-то определенные действия. Я знаю, что делать и это успокаивает.
Через некоторое время лапша готова.
Обхватив миску руками, я уже в предвкушении первого глотка бульона и понимаю, что не могу.
Просто я не могу разобраться со всем этим дерьмом.
Не могу.
Достаю из ящика палочки, и иду к себе в комнату. Захожу в комнату, и ставлю чашку на стол. От запаха бульона сводит желудок. Сделала шаг назад, и прислонилась спиной к стене. Сползла на пол. Прохлада деревянного паркета — успокаивает. Так и хочется лечь на пол и уткнуться лицом в пол. Потому что в голове у меня полный хаос. И я не знаю, что мне сделать чтобы почувствовать себя лучше.
Счастливой себя не назову, только я не была бы счастлива ни в родном городе, ни в Осло. Везде, где нет его. Приехав в город, я не планировала снова становится счастливой. Но все равно где-то в глубине души, я хочу быть счастливой с ним. Очень и по-глупому. Просто быть счастливой с ним. Как когда-то…
Я помотала головой, чтобы выбросить из неё мысли о нем. Не сейчас… не хочу думать.
Все же заставила себя встать с пола, и подойти к столу, чтобы наконец-то покушать лапшу.
Спустя некоторое время, я без сил завалилась на кровать. За окном бушует непогода. Гром гремит, и льёт как из ведра. И мне все же кое-как удалось уснуть.
Ночью просыпаюсь от того, что каждая моя мышца сильно напряжена, и грудь вздымается от частого дыхания. Пальцами вцепилась в простынь. Рот струится по шее. Хочу вздохнуть и не получается. Мать твою. Не могу нормально вздохнуть. Мне приснился какой-то сон? Я не помню. Но отголоски страха присутствуют до сих пор.
В комнате темно, и дождь все ещё идёт. Капли дождя барабанят по оконному стеклу.
Медленно разжимаю пальцы. Отпускаю простынь. И сажусь.
Моргаю. Затем ещё раз. Помотала головой и тут раздался хриплый голос:
— Здравствуй…
23
— Здравствуй.
Я все ещё не отошла ото сна. Просто уставилась на внушительный силуэт в темноте. Не могу поверить, что он тут. Как?
— Руслан, что ты? Как ты тут оказался?
Брюнет включил свет, и я его теперь оглядела с ног до головы. Лицо заросшее щетиной, с синяками-ямами под глазами. Вид уставший.
— Соскучился, — одно слово сказанное хриплым голосом, и у меня мурашки бегут по коже. — с охраной договорился и меня впустили.
Он не двигается с места. Стоит. Руки скрещены на груди. Я же во все глаза смотрю на него, и сердце заходится.
— Что тебе нужно? — спрашиваю его, и натягиваю одеяло до подбородка.
— Знаешь, — задумчиво произнёс он, и присел на край моей кровати. — для совершения ошибки, достаточно всего несколько секунд, — он смотрит куда-то в пол, а я на него. — но потом мы за эти ошибки, расплачиваемся всю жизнь.
К чему он это?
— Я совершил самую большую ошибку в своей жизни, — устало вздыхает он. — и теперь расплачиваюсь. Я знаю, девочка моя… не простишь ты меня.
— Руслан, я…
— Я ещё не закончил, — перебил он. — я отпускаю тебя. Не появлюсь больше в твоей жизни, и жизни своего сына, — его голос дрогнул. — я буду любить вас всю свою жизнь.
Я продолжаю смотреть на него, и честно не понимаю, чего он хочет. Или просто я категорически запрещаю себе понимать все это. Он что сдался? Разлюбил меня?
— Ты бросаешь меня? — прошептала я.
Он взглянул на меня, и дыхание перехватило.
— Ты всегда будешь тут со мной, — кладёт свою ладонь в область сердца. — я просто даю тебе свободу, — он поднимается с кровати. — прости и прощай, — он делает два шага в сторону двери. И я спрыгиваю с кровати, догоняю его, и кладу свою ладонь ему на плечо. Он вздрогнул. Повернулся ко мне лицом.
— Ты не можешь так, — воскликнула я. — я…я простила тебя, Руслааан. Не смей, слышишь? Только не так!
Он обхватил мое лицо руками, заставляя смотреть в его карие глаза, и прошептал:
— А я себя нет, — шаг назад. — люблю тебя, — он ушёл, прикрыв дверь. Его шаги эхом отдавались по пустому дому. Я все ещё стояла и ощущала такие тёплые, и родные руки на своём лице. Даже не заметила того, как плачу.
Ушёл, а во мне пусто стало.
Простояв в оцепенении около минуту, я кинулась за ним. Не может он так запросто отказаться. Или может? Зачем он все это наговорил мне?
Я в одной лишь старенькой пижаме с босыми ногами, бегу за ним. Слёзы застилают обзор. Выбегаю из дома, и оглядываюсь по сторонам. Его нет. Как и нет его машины.
Идёт дождь. Мелкий. Моросящий, словно дымка. И кажется, я совсем не обращаю внимания на этот факт. Плевать если заболею.
— Где он? — рычу я на охрану. — почему вы дали ему уйти?
Ко мне подходит мужчина из охраны.
— Варвара Сергеевна, он уехал только что. Нам ехать за ним?
— Да, мать вашу! — заорала я впервые.
Начальник охраны разворачивается и направляется к чёрному внедорожнику.
