Книга Цветы над адом - Илария Тути

Монашеские кельи располагались в подвальном помещении монастыря. В Средние века на этих выдолбленных в скале клетушках возвели здание в романском стиле. Подземные склепы служили прибежищем монахиням с заката до рассвета.

Массимо спускался по ступенькам, ведущим в древние катакомбы, с твердым намерением разгадать тайну Омеги.

Ему пришлось не раз повторить свою просьбу, прежде чем настоятельница согласилась сопроводить его вниз. Улыбка исчезла с лица сестры Агаты, едва он снова переступил порог обители и произнес два слова — несколько слогов, — словно по волшебству открывших ему путь в катакомбы.

Незадолго до этого мать Лукаса Эрбана поведала ему историю о прекрасной молодой монахине, чей живот под одеждами бенедиктинского ордена рос не по дням, а по часам. Лет тридцать назад эта история наделала в деревне немало шума.

Настоятельница отрицала причастность монастыря к тем событиям, тем более что все происходило во времена ее предшественницы. Массимо уцепился за эти слова, выглядевшие как желание отгородиться от неприятностей, чтобы заручиться ее поддержкой.

И только после напоминания, что речь идет о безымянном мальчике, погибшем четверть века назад и заслуживающем, чтобы истина восторжествовала, настоятельница сдалась.

Пройдя по длинному каменному коридору, они оказались около стены, вдоль которой располагались двери келий. Они были настолько низкими, что для того, чтобы войти, приходилось сгибаться в три погибели. Маленькие решетчатые окошки позволяли заглянуть внутрь: во всех кельях было темно, за исключением одной — последней.

Настоятельница остановилась, указав на светящийся квадрат.

— Вас там ждут, — проговорила она. — Я останусь у входа.

— Спасибо.

Массимо медленно приблизился к келье. Было в этих стенах нечто, взывавшее к тишине и смирению, хотя он понимал, что его приход разворошит давно погребенную тайну и нарушит царившее здесь спокойствие.

Из-за решетки на него смотрела монахиня, Марья Рестохова. Это ее имя так напугало настоятельницу.

Массимо очень удивился, узнав, что виновница скандала все еще в стенах обители. На ее увядшем лице угадывались следы былой красоты. От прозрачной, напоминавшей бархат кожи отражался дрожащий блеск свечи.

Пока Массимо ломал голову, как начать разговор, монахиня первой прервала молчание:

— Итак, вам известно мое имя.

— Имя и то, что с вами приключилось много лет назад, сестра. Я хочу знать, правда ли это.

— Ах, вы о той истории. Прошло уже столько лет, неужели она кому-то интересна?

— Расскажите свою версию.

— Инспектор, это все ложь. Оставьте меня в покое.

Массимо различил легкую дрожь в ее голосе. То, что поначалу он принял за раздражение, было страхом.

— Я пришел, чтобы узнать правду о мальчике, — произнес он. — О мальчике, который появился на свет в этих стенах и здесь же и пропал.

Марья ничего не ответила.

— Чего вы боитесь после стольких лет? — спросил он. — Осуждения? Позора?

— Ложь!

— Если здесь кто и лжет, так это вы. Чувство вины заставило вас отречься от мирской жизни и запереться в этой келье!

— Уходите! Тут вы не найдете ответов на ваши вопросы.

— Наверное, но есть и другие способы узнать правду. Например, анализ ДНК.

Он заметил, как монахиня насторожилась.

— Что вы имеете в виду?

Массимо вплотную приблизился к решетке.

— Мы нашли труп ребенка, который умер двадцать пять лет назад. Полагаю, это ваш сын.

Женщина открыла было рот, но так и не произнесла ни слова.

— Вы произвели его на свет и бросили. Я хочу знать, кто ваш сообщник.

— Как он умер? — спросила она сдавленным голосом.

— Его убил тот, кто его растил.

Марья опустила глаза и сомкнула веки. С ресниц покатились слезы. Массимо догадался, что до сих пор женщина верила, что ее сын живет в счастье и достатке вдали от нее.

— Мне было страшно, — призналась монашка. — Я не сделала ничего дурного. Я просто отдала его в хорошие руки, чтобы он вырос в любящей семье.

— Вы отдали его в приют?

— Нет.

— Тогда о каких хороших руках идет речь?

— О руках того, кто принимал роды.

Ухватившись за решетку, Массимо припал к железным прутьям. Безмолвный плач монахини не вызывал в нем и толики сочувствия.

— Назовите имя! — потребовал он.

Тяжко вздохнув, Марья приникла губами к его уху, как будто даже спустя столько лет боялась произнести это имя вслух.