Дражко из рода Медведя, вопреки воле Святовита и вопреки моей воле, собирает дружину в поход. Где он? Почему не явился на вече?!
Буревой только хотел встать, всё ещё не сумев подобрать нужных слов, как позади раздался гулкий восклик:
— Я здесь, князь!
Старшины обернулись. Висмар аж поперхнулся — показалось, это молодой Буревой только что проголосил на всю округу. И, видно, не одному ему, потому как другие тоже замешкались. А когда обернулись, чуть не повскакивали с мест.
Дражко вёл за собой не меньше тридцати человек.
— Как это понимать? — прорычал Висмар.
В первых рядах шли ближники: Удо, Деян, Векша, Цедраг и Витцан, Большак. За ними шагали сыновья прочих старшин — ещё отроки или взрослые мужи. Их отцы рассерженно наблюдали за происходящим, не зная, что предпринять.
А рядом с самим Дражко держался Веремуд.
— Я иду сражаться не за Мстивоя, — заявил молодой воевода. — Но в Стариграде, за который я пролил немало крови, сейчас находится мой побратим. Я не брошу его в беде, пусть боги трижды против!
В поддержку раздались выкрики. Большинство решивших присоединиться к походу сделали это из-за родственников и друзей, живущих на землях вагров. У одного из воинов отец и старший брат несколько дней назад отправились в те края с торговыми целями. Стариград, даже наполовину разрушенный, быстро восстанавливался, а для этого требовались материалы, деньги и рабы. К тому же, ушлые купцы смекнули, какие товары сейчас будут в цене, и завели там бурную деятельность.
Вислав смог бросить своего брата в беде, но другие поступать так же не хотели. К тому же, об удаче Дражко ходили слухи.
— Веремуд, да как ты!.. — Буревой не ожидал подобного от своего лучшего кормчего.
— Прости, батько.
Дружина князя навострила уши. Достаточно одного жеста, и бунтовщиков уведут за белы рученьки — поразмыслить над жизнью в темнице.
Вислав такого указа не дал. Он поступил хуже:
— Те из вас, кто отправится в поход, будут изгнаны.
Несмотря на, казалось, бо́льшую свободу по сравнению с соседями, у руян крепче других славянских народов стояло слово князя и воля богов. Особенно если их поддерживало вече.
Буревой вскочил, но осёкся — слов не нашлось из-за сумасбродных чувств. Только что он был рассержен, представлял, как накажет нерадивого сына, но теперь… Дражко примет это за вызов. Не откажется от похода.
— Князь, не слишком ли сурово?! — воскликнул Висмар.
— Ослушание богов может навести на нас беду. — На возражение Вислав отвечал сразу всем старшинам: — Когда придут болезни или голод, виновных жалеть не станет никто.
Жупаны переговаривались, перешёптывались. Большинство соглашалось с князем, оставшиеся едва сдерживались, чтобы не оттягать за ухо бедокуров из своего рода.
Дражко почувствовал, как пошатнулась уверенность последователей. Даже ближники не скрывали волнение. Что уж говорить, он сам не ожидал такого поворота!
Но отступать уже некуда. Хотел ли Вислав это или нет, он собственными руками отрезал путь к применению.
— Дражко… — Веремуд был из тех, кто с готовностью принял последствия. Однако за юнца, которого сам обучал ставить парус, беспокоился не на шутку.
Но тот выступил вперёд.
— Что ж… Твоя воля, князь.
А затем развернулся и пошагал прочь.
Первым за ним пустился Векша. Ему такой расклад пришёлся по душе, потому как безоглядная увлечённость воеводы пленницей вызывала серьёзные вопросы.
Удо спохватился чуть позже, за ним Деян, Цедраг и Витцан. Большак замыкал их, но только по природной нерасторопности и любопытству — на совет знатных людей он попал впервые. И сделал вывод, что это мало чем отличалось от собраний деревенских старшин.
«Только рожи пошире», — с некоторым разочарованием пронеслось в голове.
За ними последовали не все. Кое-кого чуть не за шиворот уволокли отцы или дядьки, кто-то остался сам. Но почти двадцать человек всё же не отказались от задуманного.
Буревой бессильно наблюдал, как удаляется сын. Впервые в жизни он чувствовал себя беспомощным, не мог собраться с мыслями. Лишь одна из них была ясна: Дражко не остановить.
Он мог бы кричать, ругаться отходить розгами, но отчётливо понимал — бесполезно.
Мила тоже увидит это. Сначала рассвирепеет, будет рвать и метать. Затем начнёт рыдать. После — седмицу горевать так, что от своенравной, острой на язык женщины останется лишь молчаливая тень. Но затем придёт в себя, взбодрится и продолжит наводить порядки на ближайшие вёрсты. Такова её бабья доля.
— Ты как? — Висмар положил руку на плечо. Он больше удивился состоянию друга, чем жестокому указу Вислава.
— Ничего, ничего… — вздохнул Буревой. — Пойдём.
Его бремя — отцовское. Ему не положено горячиться и плакаться, как бы не хотелось. Придётся стойко встречать превратности судьбы, держа звенящую печаль при себе.
━─━────༺༻────━─━
Прощались спешно. Сердце щемило от слёз матушки, поэтому Дражко старался поскорее отплыть. Сначала пожурив, она, поджав губы, собрала всё самое лучшее и снарядила сына не хуже настоящего князя.
Ратмир ходил хмурый. Он бы и сам хотел отправиться в Стариград, но старшему брату не позволена та беспечность, что прощается младшему. Да и бросить жену с малолетним сыном никак нельзя. Радислава всё пыталась успокоить Шумилу — племянник чувствовал общее настроение и ревел за всех, кто не мог себе этого позволить на людях.
Буревой вышел провожать уже когда телеги были готовы к отправке. Немалых усилий стоило ему держаться как подобает благородному жупану. Для себя он решил: только сойдёт снег, и «Копьё» отправится на помощь сыну. А там уж ни Вислав, ни сам Святовит не заставит его пренебречь отцовским долгом.
До порта он молчал.
В Ральсвике к гридням из Ругарда присоединились воины со всего Руяна, даже с Арконы, поэтому они заняли все скамьи, несмотря на указ князя, объявленный по каждому селению острова. Правда, не все ругардцы в итоге явились к отправке. Цедраг и Витцан остались дома — не смогли оставить род, где доживал последние годы старик-отец, а мать, многочисленные сёстры и невесты пропали бы без защитников.
Когда ладья была готова к отплытию, и настало время прощаться, Мила, Ратмир и Радислава принялись обниматься, говорить напутствия, шутить, пытаясь развеять грусть. Ясон вручил Миле суму с целебными травами — он отправлялся с Дражко. Где ещё медику оттачивать ремесло, как не на войне? А Живко так и не показался. Дражко искал, звал, но мальчишки не было. Может, обиделся, что его бросают?…
Подошёл Буревой.
Отец встал напротив, отмерил пристальным взглядом. Дражко видел, как увлажнились его глаза, но не сказал ни слова — сам стонал в глубине души.
Затем они крепко обнялись. Крепко и долго, чего не делали слишком
