Тоже смотрю на Кирилла. Волосы светлые, в модной стрижке, торчком стоят. Наверняка потемнеют с возрастом, и как у Кристины станут. И глаза как у нее, конфетки. Вообще, на нее похож. Только надутый. Хмурит бровки и пялится на меня, маленький мужчина, оценивает выбор сестры.
— На, — Кристина вытягивает руки.
Торопливо и неловко перехватываю Кирилла. Тяжеленький. Вблизи щеки еще больше. Пухлые губы блестят, носик-кнопочка. Кристина поправляет ботинки, чтобы не марал мне рубашку и говорит что-то, а я любуюсь, словно картиной, она будто юная мама, от того еще красивее, невероятная, прекрасная, моя.
— Ты не думала после второго курса на заочный перевестись? — выдаю. Не надо давить, но у меня столько планов, разрывают.
— Думала, — кивает. — Если работать в издательстве у тебя, то это ведь реальный опыт, с заочкой сложностей не будет, мне лишь диплом надо. Но Александр, — выставляет указательный палец. — Отправлять меня носить кофе и проверять бумагу в туалете — это не то, на что я рассчитываю. Согласны?
Кирилл тычет кулаком в сторону стола, привлекая ее внимание, она послушно ведет взглядом и замечает поверх папок киндер-сюрприз.
Блин.
Быстро ставлю ребенка на пол и смахиваю шоколадное яйцо в открытую сумку-дипломат. Развожу ладони в стороны — типа никто ничего не видел. Роюсь в подставке с ручками, ищу альтернативу, чем можно их занять.
Кристина удивленно следит за моими действиями. Ее брат выпячивает нижнюю губу и, кажется, готовится зареветь.
— Тебе жаль угостить? — она недоверчиво косится на меня.
Все утро мучился с этим яйцом. Аккуратно снять фольгу, ножом разбить по шву шоколад, подменить игрушку в желтом футлярчике, склеить шоколад и запечатать обратно, чтобы незаметно было — сложно, я заморочился. Там в киндере мой вопрос лежит, платиновый, на безымянный палец, в форме закрученного пера — для моего неугомонного журналиста. Но я рассчитывал вечером узнать, согласна она или нет. До конца дней со мной рядом быть. Еще рано.
Ребенок недоволен. Вытягивает шею и просит ее ням-ням. Кристина дублирует просьбу:
— Дай.
Я медлю.
Она наклоняет голову набок:
— Саш, ты что, киндер зажал? Ты его кому купил? Не мне?
Соображаю, как сюрприз отложить. Позвал на ужин родителей и надеялся семьями встретиться, познакомиться, а до того целую полосу препятствий организовал, чтобы до яйца не сразу добралась. Она ведь любит расследовать. Для нее старался. Но под ее подозрительным взглядом вздыхаю, достаю из сумки киндер:
— Тебе купил.
— Вот мы его вдвоем и съедим, — она берет яйцо. Распечатывает фольгу, ломает шоколадку на две половинки и делится с Кириллом. Смотрит, как он, довольный, ест. Сама задумчиво жуется. — Тебе не хватило, — сообщает. В голосе обида, думает, я ее карапузу шоколада пожадничал.
Карапуз вертит и трясет оставшийся пластмассовый желток.
— Кристин, — в кабинет сует голову секретарша. — Тебя в конференц-зале юрист ждет.
— Зачем? — Кристина морщит лоб, лезет в рюкзак и достает упаковку салфеток.
— Не знаю, — та жмет плечами.
Хочу остановить, чтобы не уходила, я еще сюрприз не забрал, но отрываюсь на звонок телефона.
— Ладно, мы узнаем и вернемся, — они с Кириллом идут к выходу.
— Игрушку из яйца будете смотреть? — кричу вслед.
— Да. Потом, — говорит, не оборачиваясь.
Кирилл уносит в кулаке футлярчик. Надеюсь, что открыть не сможет.
Прижимаю трубку к уху и слушаю адвоката.
Вчера переписал на кредиторов Антона ночной клуб. Его долг закрыт, и теперь Антон должен мне. Он уже отрабатывает — рассказывает в полиции, как подстрекал сотрудников клуба к ограблениям. В том, что Винни-Пух не Егор, а тридцатипятилетний бывший директор издательства — следователь сомневается, слишком запутано всё.
Но Антон сам признал вину, а остальные подтвердили. Адвокат убедил шайку, что им так меньше дадут. Если все на Антона валить. А у него вариантов не было, или его в суп капустный покрошат серьезные дядьки в черных очках, или я с ними разбираюсь, а Антон Егора отмазывает. Так что жду сына, скоро отпустят.
Выслушав новости, забираю пиджак и иду к конференц-залу. Осторожно заглядываю в помещение.
За столом мой юрист, Кристина рядом, спиной ко мне. Кирилл на диване в углу, рядом валяются влажные салфетки. Испачканными в шоколаде пальцами он теребит желток.
Так, ну, не открыл. Пальцы-то жирные. Липкие. Сластена. Надо просто тихонько забрать. То есть пообещать выгодную сделку. Он мне одно, а я ему сколько хочет таких шоколадок. А, вот, он уже сам положил. Сползает с дивана, к сестре собирается.
Может, забудет.
Жду, когда ребенок отвернется, и крадусь к нему.
Мою руку отделяют миллиметры, и тут Кирилл оборачивается за игрушкой. Видит мою скрюченную застывшую позу и хлопает длинными светлыми ресницами. Глазастенький, на пол лица красота.
— Кирилл, — шепчу. Заговорщицки подмигиваю. — Щас поедем в магазин и купим тебе большую коробку таких яиц. А это я себе возьму. По рукам? — забираю футляр.
Не по рукам.
Похоже, я ему не нравлюсь. Большой и волосатый, краду игрушки.
Он провожает желтую пластмасску хмурым взглядом, отмахивается от моих обещаний и поднимает рёв.
Нда, что ж за сложный паренек, выгоды своей не видит.
Хотя, если сравнить стоимость содержимого этой коробочки и большой коробки киндеров — Кирилл явно знает толк в сделках, его вокруг пальца не обвести, смышленная кроха, в сестру.
— Саша… — поражается Кристина. Торопится из-за стола к нам. — Тебе не стыдно? Ты зачем его обижаешь? — садится перед Кириллом на корточки.
Он на своем детском языке жалуется на меня. Кристина внимательно слушает разобиженный лепет. Согласно кивает. Не поднимая головы, тянет ладонь и просит:
— Игрушку верни.
Кирилл выжидающе смотрит на мою руку. Слезы высохли, скромно стоит, прислонившись к сестре и выкручивает пуговицу на ее кофточке.
