вокруг столько больных ублюдков?
Это так… риторический вопрос.
– Или сжечь? – А ведь всерьез обдумывает. – Или… ты кого больше любишь? Мужа или брата?
– Обоих.
– Я позволю тебе выбрать, кто умрет, а кто останется жив…
Я отступила к Эдди.
Шаг.
И еще шаг.
Он стоит неподвижен, что столп. И меня не видит.
– Не надо убегать. Мы… мы можем договориться. Например, заключить соглашение.
– С тобой?
– Почему нет. Я оставлю им жизнь. Всем, заметь. И даже разум верну. Волю. В определенных рамках. В конце концов, я не кровожаден.
Ну да, не он плохой, жизнь такая.
Слышала уже.
– Если договоримся, то и им найдется место в новом мире.
Тоже достал. Чем его старый-то не устраивает?
– И чего ты хочешь?
– Ребенка.
От так сразу. Мы, считай, только познакомились, а ему уже и ребенка подавай? Не охренел ли он часом? Стоит, главное, улыбается во все зубы.
– Ребенка? – переспросила я. Мало ли, вдруг со мной глухота приключилась? А он кивнул, мол, все верно.
– У тебя ж будет. – Я указала на Августу, что сидела с премрачной рожей и на нас пялилась. И главное, во взгляде ее можно было прочесть, сколь рада она будет еще одной сестре.
В смысле, жене.
– Возможно. Она, конечно, одарена, но это не то… моя Сила столь велика, что не каждая женщина может выносить мое дитя!
– А папочкин рецепт ты так и не разгадал.
Глаза Змееныша нехорошо блеснули. Злится?
– За что ты его убил-то?
– Я не убивал.
– Да ладно… заморочил кому-то там голову. Натравил. И вот… что стало с поселением? С людьми?
– А что с ними станется? Поверь, большинство перемен и не заметит. Большинству на самом деле глубоко плевать на то, кто там сидит на троне или стоит во главе. Если не забывать это большинство подкармливать.
Циничненько, но, с другой стороны, в чем-то он прав. От этого стало тошно.
– И да, я понял почти все, со временем, думаю, технологию отлажу. Но вот беда: для меня этого мало. Ритуалы, диета… они поднимают потенциал, но недостаточно. Нужна сильная кровь. Хорошая. Такая, как у тебя.
Впервые чувствую гордость, правда не свою.
Ага.
Внушаем, стало быть. Пускай. И взгляд его держу. Пусть лучше в глаза смотрит, сосредоточившись на том, чтобы впихнуть мне в голову нужные мысли.
– Роди мне ребенка или двух. У императора должны быть наследники. И я сделаю все, что захочешь… хочешь, мы поженимся? По-настоящему? Хочешь, я объявлю тебя императрицей? Всего мира!
Охренеть просто, какие перспективы открываются.
Но я прикусила язык. А этот ублюдок продолжал распаляться. Я же оперлась на Эдди, будто в поисках защиты. Это же нормально – искать защиты от психов?
– Мы будем править вместе! Бок о бок! Мы завоюем эти земли, и все подданные будут славить нас… будут любить нас искренне. И эта любовь…
Выстрел грянул.
Оглушил.
А Змееныш покачнулся, кажется так и не поверив, что все закончилось.
– Извини. – Я прижала револьвер к груди, раздумывая, не всадить ли в него еще одну пулю. – Но я уже замужем.
И все-таки всадила.
В голову. Орвуд, конечно, просил, но… чуется, что этот подонок и в мертвом виде проблем доставит.
Первым поднялся Странник.
Он разогнулся, тяжело, будто на плечи его давило если не небо, то потолки башни. И сжал голову руками.
– Вот же… – Слова, которые Странник произнес дальше, я, честно говоря, повторять не стала бы, хотя запомнила. На всякий случай. Жизнь – штука сложная, никогда не знаешь, что в ней пригодится.
Из глаз Странника текли струйки крови.
И из носа.
И он вытер эту кровь рукавом, но только размазал, отчего лицо его сделалось жутким. Шел он медленно, слегка покачиваясь. И, остановившись перед телом, уставился на Змееныша.
– Ты…
– Извини, так оно как-то… безопаснее, что ли.
Револьвер Эдди я так и не выпустила.
– Правильно. И… голову надо будет отрубить.
– Лучше сжечь.
– Сперва отрубить голову, а потом сжечь, – постановил Странник, а я подумала, что пепел следует еще прикопать, и куда поглубже.
Мало ли.
Вдруг да дракон и в виде пепла опасен. Вот же… зар-р-разы.
– Чарли. – Я дернула мужа за рукав.
И он моргнул.
Потом тряхнул головой, скривился, обнял ее руками, издав при том тихий стон.
– Болит? – осведомилась я, почему-то испытывая преогромное желание подзатыльник отвесить. Тоже мне, спасатели.
Что б они без меня делали?
Чарльз осторожно открыл рот. И закрыл. А в следующий миг раздался оглушающий протяжный крик, плавно перешедший в вой.
Твою ж…
Вскочив с кресла, словно пробудившись ото сна, Августа бросилась к телу. Она споткнулась о юбки, упала на руки и поползла, неловко, дергано.
– Августа… – Чарльз кинулся к ней, но она лишь упрямо мотнула головой. – Августа, он…
Умер.
Точно умер.
Со всею определенностью. Даже драконы не живут с такой дырой в голове. Признаю, у Эдди это как-то аккуратнее выходит, что ли.
Вой захлебнулся, сменившись рыданиями.
– Она… она… – Чарльз посмотрел на меня. А я что? Я понятия не имею, как правильно утешать расстроенных девиц, мужа которых убили.
Тем более что убила-то я.
И пусть он был редкостным засранцем, но все-таки…
Я посмотрела на Странника, а тот на Чарльза.
– Вы… – Августа задрала голову. По лицу ее текли слезы, крупные, какие-то очень уж крупные. Таких не бывает. Губы дрожали, а слезы капали на грудь Змееныша. И я вдруг испугалась, что он возьмет и воскреснет. В сказках ведь случается.
С королевичами.
А Змееныш – целый император, пусть и самозваный.
– Погоди, девонька, – тихо сказал Эдди.
– Вы его убили! – Крик ее отразился от стен, и люди, до того неподвижные, застывшие, словно и не люди, а восковые фигуры, очнулись.
Краем глаза я уловила движение.
И…
– Вы! Его убили! – Августа вскинула кулачки. – Они убили его! Они…
– Убили, убили, убили… – Шепот разносился по залу, отражаясь от стен. И люди, все как один, поворачивались к нам.
– Что с ними? – Я вдруг поняла, что револьвер – это вовсе не так и надежно.
Когда на тебя смотрят.
С ненавистью. С желанием разорвать в клочья. И главное, все-превсе, кто стоял в этом зале! Они ведь… они должны были очнуться! В сказках Мамаши Мо, когда злого колдуна убивали, чары рассеивались.
– Похоже, пора уходить. – Чарльз попытался поднять сестру, но та вырвалась и, извернувшись, полоснула ногтями по его лицу.
– Поздно. – Странник огляделся и сглотнул. – Я не могу стрелять в них… в женщин.
И мужчин.
Их одинаково много, и тех, и других. В белых платьях и во фраках,
