– не моего поля ягода, – честно признается он. – Она скоро это поймет, но сначала, надеюсь, довезет меня до больницы.
Я и забыла, что Хамф может быть забавным и самокритичным. На протяжении лет я мысленно изображала его себе исключительно в негативном свете, но этот образ не совсем соответствовал действительности. Возможно, так я заглушала в себе чувство стыда за то, как обращалась с ним.
– Прости, – импульсивно говорю я.
– За что?
– Хамф, я ужасно поступила с тобой. Тогда.
– И ты прости. – Он пожимает плечами. – Теперь я понимаю, что совсем скверно целовался. Но я исправился.
Я опять прыскаю от смеха, он улыбается в ответ, и я решаю, что когда-нибудь непременно приглашу его выпить.
– Ну, пока, – говорю я и слегка касаюсь его руки.
– Пока. – Он смотрит на дом. – Хорошее было время.
– Хорошее, – киваю я.
Мы немного молчим, а потом я вскидываю подбородок и переступаю порог. Эффи Талбот пришла домой.
Я иду по тихому холлу и чувствую внутри нервозную пустоту. Я не знаю, что скажу папе. Мысли, как гоночные автомобили на «Формуле-1», носятся по кругу.
Тут дверь папиного кабинета открывается. Он видит меня, и мы оба замираем.
– Эффи, – наконец говорит он, вид у него столь же настороженный, какой себя ощущаю я.
– Папа, – сдавленным голосом произношу я. – Я подумала… может быть, нам стоит поговорить?
– Прошу. – Он кивает на кабинет, точно я пришла на собеседование, и я захожу, ощущая себя слегка нереально.
В кабинете все по-прежнему: старый письменный стол, компьютерные мониторы, шахматная доска на столике у камина. Когда-то мы играли в шахматы, с болью вспоминаю я. Когда Бин и Гас поступили в университет, я осталась одна и, сделав домашнюю работу, приходила в кабинет. Папа пил джин с тоником, мы делали несколько ходов и откладывали партию до следующего раза.
Я поднимаю глаза и вижу, что папа смотрит на меня с грустью.
– Я думал, ты не придешь на вечеринку, – говорит он. – Но я рад, что ты передумала, Эффи. Пусть даже твое появление получилось столь драматическим. Но впредь, пожалуйста, давай без бейсджампинга, иначе мне будут вызывать неотложку из-за сердечного приступа.
Он как будто старается меня рассмешить, и я пытаюсь улыбаться, но у нас не очень получается. Слишком нервозная атмосфера царит в этой комнате. Или только я ее ощущаю?
– Папа… – Я замолкаю, различные варианты продолжения роятся в голове. Я была так расстроена… Я чувствовала себя настолько изолированной… Почему ты игнорировал мои сообщения? Вместо этого я слышу свой голос, который говорит: – Папа, мы за тебя переживаем.
– Переживаете? – Папа недоуменно смотрит на меня, явно сбитый с толку. – Переживаете?
– Да. Я, Гас, Бин… – Я делаю шаг вперед, внезапно ощущая острую потребность озвучить свои страхи. – Папа, насколько хорошо ты знаешь Кристу? Что вообще ты про нее знаешь? Потому что у нее есть план действий, это точно. Они с Лейси тайком приценивались к мебели. Мы их слышали. А тебе известно, что она приметила тебя еще до вашего знакомства? Гас узнал об этом от Майка Вудсона.
– От Майка Вудсона? – У папы ошарашенный вид. – Майк Вудсон судачит обо мне?
– Все переживают! – сбивчиво и горячо продолжаю я. – Люди за тебя волнуются!
– Спасибо, конечно, но напрасно, – натянуто начинает папа, но я не позволю ему снова отмахнуться от меня.
– Пожалуйста, выслушай, – настойчиво говорю я. – Пожалуйста. Криста наводила о тебе справки в «Гербе Холихеда», а потом сделала вид, будто вы случайно познакомились. Она лгала, папа! Ей нужны твои деньги! У нее уже есть большой бриллиант. Мими ты никогда не покупал больших бриллиантов. И она хочет вложить все твои деньги в ресторан в Португалии, и мы считаем… мы так переживаем… – Я слышу приближающуюся дробь Кристиных каблуков и замолкаю.
О боже. Сердце отчаянно колотится. Она слышала меня? И что именно она слышала? Если да, то в каком-то смысле это даже хорошо. Так или иначе, но эта история должна выйти наружу.
Криста заходит в кабинет в сопровождении Бэмби, и по ее ледяному взгляду видно: она слышала.
– А тебе все неймется, да? – презрительно говорит она. – Знаю, ты считаешь, что я охочусь за деньгами. Взбредет же такое в голову! В этом доме нет денег. – Она подходит ближе и смотрит мне прямо в глаза тяжелым, немигающим взглядом. – Я не охочусь за деньгами. У меня свой собственный бизнес. Я плачу по счетам. И это, чтобы ты знала, не бриллиант – думаешь, я такая дура? – Она так агрессивно встряхивает «камушком», что я вздрагиваю. – Это цирконий. Будь у меня охота раскошелиться на что-нибудь стоящее, я бы купила акции Nasdaq. Да, Бэмби? – добавляет она, и пес тявкает.
Цирконий?
Я тупо смотрю на кулон, поблескивающий на ее загорелой коже.
– Это не бриллиант? Но и ты, и папа говорили…
– Ну и что, что мы говорили? – нетерпеливо перебивает меня Криста. – Какая разница? Мы прикалывались. Я сказала твоему отцу: «Пусть дети считают, что я охочусь за деньгами», – и это было смешно. Но ведь вам до всего есть дело, да? Всякий раз, когда ему хотелось немного поразвлечься, вы, детки, сразу наезжали на него. Особенно ты, мисс Эффи. – Она тычет в меня пальцем. – Господи, как это меня бесит! И пока ты тут разглагольствуешь, моя сестра Лейси, да будет тебе известно, оказывает вам услугу. Ее бывший торгует антиквариатом. Она кое-что в этом смыслит, и у нее есть контакты. А у твоего папы полный звездец с деньгами. Вот о чем вам нужно переживать, а не о моем «камушке».
– Звездец с деньгами? – растерянно повторяю я.
– Криста! – вмешивается папа, на нем лица нет.
– Пора им узнать! – заявляет Криста, поворачиваясь к нему. – Скажи ей, Тони!
– Эффи… – Папа со страдальческим видом трет себе лоб. – Я в самом деле думаю, что ты все неправильно поняла.
– Что значит «звездец с деньгами»? – Я смотрю на него во все глаза.
– Это преувеличение. – Папа хватается руками за край стола. – Но… у меня есть финансовые проблемы. И одно время они занимали меня целиком.
– А почему ты не сказал? – Я смотрю на него потрясенным взглядом.
– Я не хотел вас беспокоить, дорогая, – говорит папа, и Криста издает громкий нетерпеливый возглас.
– Боже, дай мне силы! Ты вечно боишься «побеспокоить детей». Они взрослые! Пусть беспокоятся! Они должны беспокоиться! И если я услышу хоть еще одно слово насчет этой гребаной кухни…
Ощущение такое, будто она хочет дать волю своим чувствам, и я разворачиваюсь к ней, кипя от негодования. Я поверить не могу, что у нее хватает наглости упоминать о кухне.
