давай захватим мир?». Лёха осекся и прислушался. Чтобы услышать звук калитки, оборотнем быть необязательно. Вскоре в сенях раздались шаги, и, постучав в дверь и дождавшись Лёхиного «войдите», в дом вошел Тимофей:
— Чего на всю улицу орешь? — придавил он маленького оборотня взглядом. — Даже я все слышу, а остальные?
— Да я же ничего такого! — возмутился пацан.
— Пока — ничего такого, — кивнул КГБшник. — Но, если бы я на пару минут позже пришел — кто знает? Ты на меня волчонком не смотри, я же тебе добра желаю. Начнешь трепаться — придется тебя в тюрьму спрятать, пока все не закончится. Тебе оно надо?
— Не надо, — поежился Лёха.
— Поговорить нужно, — переключился на меня Тимофей. — Наедине, — покосился на пацана.
— Лучше в комнате у него, оттуда только в огороде слышно, — подсказал тот. — А я на улицу пойду, маму встречу — она радуется, когда я ее встречаю.
— Молодец, — одобрил КГБшник.
Маленький оборотень свалил, а мы переместились в мою комнату. Закрыв за нами дверь, Тимофей задернул шторы и сел на пол рядом с кроватью, жестом попросив сделать так же.
— Может в шкаф залезем? — предложил я.
— Смешно, — без тени улыбки оценил он. — Начинаешь думать в правильном направлении.
Пожав плечами, я сел рядом. Гриша осталась стоять.
— Президент Данилов погиб — это тебе Лёшка рассказать успел, — шепотом начал излагать КГБшник.
Я кивнул.
— Завтра на Форум приедет много важных шишек. Среди них — иностранные делегации и сам Владимир Вольфович. Тебе там нужно быть обязательно.
Я кивнул снова. Мне-то чего?
— Костюм тебе найдем, — добавил он. — Как босяк выглядеть нельзя. Платье на твою «сестру» тоже. Задачи у тебя простые — после официальной части мероприятия губернатор повезет Жириновского в Липки. Предлог — победа «Поющих Липок». В судействе наши люди, так что победят точно.
— Можно Лёху с собой взять? — спросил я.
— Зачем? — поморщился КГБшник.
— Хочу, чтобы деревенский оборотень посмотрел на очень необычное для него мероприятие с важными шишками и поболел за своих «Липок», — честно ответил я. — Ну и мне с ним весело будет. Трепаться не станет — гарантирую.
— Не станет, — вздохнул Тимофей. — Это я его так, на всякий случай — ребенок все же, нужно напоминать. Ай, хрен с ним, пускай! — махнул рукой. — Ему костюм тоже найдем.
— Гриша со мной всегда и везде, — добавил я.
— Это понятно, — фыркнул он. — Завтра ты нам нужен бодрый и выспавшийся, поэтому искать Скандинавию мы пойдем через час. Поешь, морально приготовься. Заедем за тобой.
— Ладно.
Вздохнув, он пожаловался:
— Тяжело с этими деревенскими. Они идиотские инициативы выдумывают, а мы потом планы подстраивай.
— Но пока вроде получается на пользу делу, — защитил я односельчан.
— На пользу, — кивнул он. — Не прощаюсь.
КГБшник ушел, сменившись Мариной и Лёхой. Последний смотрел на меня с очень заговорщицким видом, пока его мама кромсала свежий хлеб, и, игнорируя мое «да мы и сами можем», наливала нам курящийся душистым паром борщ и резала сало.
— Марин, можно завтра Лёше школу пропустить? — спросил я. — Я ему билет на конкурс выбил, поболеем за «Поющие Липки».
— Мама!!! — пискнул друг, посмотрев на мать совершенно щенячьим взглядом.
Иронично!
— Один раз — можно, — не подкачала она. Поставив передо мной тарелку с нехилым куском мяса на косточке, толсто намекнула. — Я вот думаю, может вещи на всякий случай собирать начать, как считаешь, Андрей?
— Я тебе давно говорил собирай! — влез Лёха. — Все собирают, а у нас только сумка с документами.
— Цыц, — шикнула на него мать.
— Извини, Марин, я сам не знаю, — честно признался я. — Но документы ты правильно приготовила. Остальное тоже, думаю, можно потихоньку упаковывать.
— Вот и я так думаю, — с ощутимой радостью кивнула она.
Как же всем хочется в Скандинавию.
Глава 26
По пути к пробою я думал о том, насколько сильна в людях надежда. «Новый» я вообще к размышлениям больше склонен, и мне это нравится. Что такое Скандинавия? Кусок земли, часть России в этой реальности. В радикально отличающийся уровень жизни там я не верю. Скорее всего, примерно то же самое. Единственная «фича» — диаспора оборотней, подмявшая под себя регион. Как когда-то крепостные бежали на Дон, откуда «выдачи не было», так и сейчас оборотни и их родные спят и видят этакую оборотническую утопию, где все свои, все друг друга любят, а молочные моря омывают кисейные берега. Надежда — вот что движет людьми. У деревенских надежда простая и понятная — уехать туда, где не придется пятнадцать лет тянуть армейскую лямку, а потом доживать в качестве отработанного, пораженного в правах материала. КГБшником движет надежда на продвижение по службе и надежда на то, что его начальство чуть лучше начальства противоборствующего. Большими дядьками движет надежда на увеличение личной власти — так всегда было, и так всегда будет. Мною движет надежда вернуться домой. А Сеннит, пусть она и не человек, движет надежда на выживание. Надежда на то, что двуногие безволосые обезьяны ее не «кинут».
Вот последнее — самое слабое место. Я свой вид, как оказалось, знаю неплохо — достаточно вспомнить школьные уроки истории и не такой уж и большой жизненный опыт. Обмануть ближнего с прибытком, особенно если обманщику за это ничего не будет, наш биологический вид очень любит. Что ж, будем надеяться, что Королеве такая особенность известна, и у нее есть чем себя подстраховать. Сама она на подобное не пойдет — я это четко увидел в ее мыслеобразах. Просто потому, что она — не человек.
На выезде из деревни из кузова головного «ЗиЛа» выпрыгнули двое вояк и быстро запрыгнули за забор семьи Егорьиных — нескольких прогулок мне хватило, чтобы запомнить львиную долю местных жителей. Колонна остановилась, дожидаясь мужиков. Вернулись они быстро — секунд двадцать прошло. Левый держал за подмышки очень насупившуюся Валентину. Окна в кабине были открыты, поэтому я без труда услышал:
— Следила, товарищ подполковник.
Вот и вскрылось звание Сергея.
— Домой иди, дурёха! — велел ей командир. — Еще раз полезешь — в интернат загремишь!
Валю поставили на ноги, и она быстро свалила в переулок, не забыв кинуть на меня ненавидящий взгляд. Некоторые вещи не меняются, но, к счастью, не все: нынешнему мне на ее поведение плевать от слова «совсем».
— Влюбилась поди, — подколол меня Тимофей.
— Просто жизнь потрепала, со временем успокоится, — отмахнулся я.
— Ну-ну, — неопределенно буркнул он, и мы поехали дальше.
Следующие часы слились в сплошную смену декораций и часовых поясов — больше никаких длинных остановок: вошли, если есть возможность — осмотрелись, и сразу же обратно. Пробои начали нумеровать и снабжать кратким
