и инкруаябли. Поначалу Габриэль смущали мужские взгляды, все же одеяния ее были не плотнее нижней сорочки, но стоило вспомнить вонючую тюремную солому, изможденное лицо Франсуазы, и стыд топило желание жить, любить и красоваться назло месье Террору и мадам Гильотине.
Это было легко, поскольку в Париже немедленно возникло множество развлечений и удовольствий. Одной из граций, виконтессе де Богарне, пришла в голову блестящая идея устроить бал жертв, на который будут приглашены только пострадавшие от террора или родственники казненных.
Гости явились с черным крепом на рукавах, а неистощимая на выдумки Тереза повязала на свою белоснежную шею красную нить – с нее на ключицы каплями спадали кровавые рубины. Юноши нахлобучили растрепанные, грубо обрезанные у шеи парики, иные выбрили себе затылки. Всем нравилось унижать террор, низводя его до модного щегольства.
Все кавалеры вновь стали галантными и безрассудными, а дамы – легкомысленными и игривыми, как на наперстке Франсуазы. Однако вспоминать о тетке было невыносимо, и Габриэль научилась отгонять от себя тяжелые думы, отвлекать себя занятиями приятными и веселыми. Вот и сейчас к ней подошел невысокий, смуглый артиллерийский офицер, который оказался корсиканцем, недавно вернувшимся из действующей армии.
– А где вы воевали?
С сильным итальянским акцентом офицер горделиво заявил:
– Я был в числе тех, кто отбил у англичан Тулон.
Габриэль милостиво улыбнулась. Что еще оставалось делать? Революционные армии – победители, а победителей не судят. Вот и «прекрасная креолка» Роз де Богарне любезно принимала ухаживания бывшего якобинца и нынешнего предводителя переворота Барраса. Поэтому мадемуазель Бланшар терпеливо слушала похвальбу корсиканца.
– Французы еще увидят, что главное завоевание революции – это наша новая армия. Мы стали непобедимыми!
– Простите, я не расслышала ваше имя…
– О, вы еще услышите его! Скоро весь мир выучит наизусть имена командиров революционных армий! – Нехватку роста корсиканец искупал грандиозностью перспектив. Гордо представился: – Меня зовут Паоло Фьяолли.
– А почему вы здесь, в Париже?
– Я прибыл похлопотать перед Тальеном за моего земляка Наполеоне Буонапарте. Мы взяли Тулон только благодаря ему. Он новый Александр Македонский, а эти дураки посадили его в тюрьму! Бедняга попал в немилость как ставленник братьев Робеспьеров.
Габриэль сморщила нос.
Паоло с южной пылкостью воскликнул:
– Наполеоне не робеспьерист и не якобинец, он военный гений! Любой режим воспользовался бы им или оказался бы уничтожен! Если его освободят, вы увидите, что он еще совершит для Франции! В Европе больше нет армии, подобной нашей. Роялисты назначают своих офицеров не за заслуги, а по происхождению, и их солдаты даже не понимают, зачем и за что умирают. А мы, отбиваясь на всех фронтах, построили самую сильную армию мира.
– Опять война? – Габриэль скорчила капризную мину, но Паоло был дивно хорош, а смоляная шапка его кудрявых волос и задорные тонкие усики напомнили Рено де Сегюра.
Молодой человек сверкнул счастливой улыбкой:
– Непременно! – И прошептал ей на ухо: – Впрочем, Европа может чуток подождать. Я вижу перед собой несравнимо более желанную цель и твердо намерен завоевать ее.
Вид у нахала был самый победоносный. Синий мундир пересекала белая шелковая перевязь, служившая портупеей для шпаги с золотым эфесом, на сапогах бряцали шпоры. Габриэль подвела Паоло к Тальену: пусть хлопочет за своего земляка. А сама, не переодеваясь, в полупрозрачном хитоне выбежала из салона и спустилась по лестнице. Швейцар с поклоном распахнул перед ней парадную дверь и подозвал карету.
ОСТАНОВИЛА КУЧЕРА НА углу де Монсо. Летящей походкой, не подбирая подол, не обращая внимания на изумленные взгляды – какое ей дело до черни? – спустилась по дю Барр. Невозможно было оставить это невыясненным.
Миновала церковь Сен-Жерве, пробежала по двору, толкнула дверь дома. На лестнице, как всегда, царила темень и воняло капустным супом. Габриэль забарабанила в соседский апартамент. От спешки колотилось сердце, вспотели ладони. Если Александр обрадуется ее спасению, если только…
Послышались неспешные шаги, и в дверном проеме показался старший Ворне.
– Мадемуазель Бланшар! – От изумления он даже отступил назад, но тут же учтиво поклонился: – Счастлив видеть вас живой и здоровой на свободе! Но позвольте, я вам сейчас шлафрок принесу, прикрыться. Какие сволочи! Держать женщину в заключении в одном исподнем!
Рядом с Ворне, разряженным как версальский вельможа, Габриэль и впрямь выглядела сбежавшей из бедлама.
– Это сейчас такая мода, месье. Могу ли я увидеться с Александром?
– К сожалению, его нет дома, – развел руками. – Знаете, хлопоты последних минут. Мы уезжаем. Позвольте выразить вам свои самые искренние сочувствия в связи с гибелью вашей несчастной тетушки.
– Уезжаете?! Куда?!
– Э-э-э… В Нормандию.
– Но почему?
– Дела, дорогая мадемуазель Бланшар. Торговые дела.
– А когда вернетесь?
– Еще не знаю. Вряд ли скоро. Но когда здесь станет достаточно безопасно, вернемся. Я полагаю, молодая жена Александра захочет взглянуть на Париж.
Габриэль оперлась о стену:
– Разве месье Ворне женат?
– Еще нет, но в самом скором времени долгожданное венчание состоится. Невеста с нетерпением ждет его возвращения.
Габриэль покачнулась, на секунду земля под ней будто провалилась, но она ухватилась за перила и устояла:
– Он не упоминал никакую невесту…
Базиль Ворне чуть склонил голову, мягко спросил:
– Должен ли я понять, что негодник уверял вас, что никакой невесты у него нет?
Габриэль не могла выдавить ни слова, ей даже дышать стало трудно. Просто стояла и старалась не заплакать.
Ворне кивнул, как если бы она ему ответила.
– Я рад, что он все же не вводил вас в заблуждение. У него самая лучшая на свете невеста – чистая, безупречная девица. Рукодельница, красавица. Всего семнадцать лет, правда, но разумна не по годам и при этом сущий ангел. – Покивал, улыбнулся так, как будто двадцатитрехлетней Габриэль было необыкновенно приятно узнать все достоинства соперницы. Спохватился, тем же любезным тоном сказал: – Кстати, позвольте выразить вам мое сочувствие по поводу казни вашего жениха.
– Какого жениха?
– Этьена Шевроля.
Он издевается над ней?
– Я никогда не собиралась за него замуж.
– Я почему-то так и полагал, очень самонадеянный был этот Шевроль. – Ворне белозубо рассмеялся, и лучики от глаз пошли такие веселые, словно он вел приятнейшую беседу. – Тем более что в последнее время он исчерпал свою полезность.
Как он смеет? Разве он знает, что ей пришлось пережить?!
Дверь за его спиной распахнулась, и Габриэль громко крикнула в проем:
– Александр, это вы? Александр!
Месье Ворне потеснился, пропуская двух грузчиков с тяжелым сундуком, пояснил:
– Пакуемся. Спешим. Сами понимаете, племяннику не терпится пуститься в путь. Ждет не дождется свидания с невестой.
Габриэль развернулась и выскочила во двор, чтобы не разрыдаться прямо перед бессердечным стариканом. Прекрасно! Пусть
