Книга Друиды - Морган Лливелин

Я наклонился, поднял кубок, налил снова и подвинул к королю.

— Человек, пьющий воду, проживет дольше... — рассудительно произнес я.

Тасгеций оттолкнул кубок, но очевидно расслабился.

— Надо было сказать мне, что твои запасы вина подошли к концу, — проворчал он. — Как только вернусь в Ценабум, пошлю к тебе своих торговцев с новым запасом. Не благодари! Это подарок от меня. Чтобы закрепить наше взаимопонимание, а? — он хохотнул.

Я с усилием улыбнулся в ответ. Умом я прекрасно понимал, что отказываться нельзя, этим я насторожил бы его и настроил против себя. Еще рано... Следует быть осмотрительным.

— У меня осталось немного вина из личных запасов Менуа, — сказал я. — Тебе, наверное, понравится. — Я кивнул Лакуту. — Пойдем, поможешь мне. — Надо было увести ее подальше от короля.

Оставшиеся полдня я накачивал короля вином, плетя сложный узор из слов и действий, чтобы отвлечь его от мыслей о Лакуту. Я очень надеялся, что долго он не продержится. Однако еще прежде, чем ноги отказались ему служить, он перестал следить за языком. Одна его фраза прогремела у меня в голове тревожным колоколом:

— Теперь, когда мы избавились от мертвой древесины, Айнвар ... от этого никчемного человека...

Я все еще размышлял над смыслом это фразы, когда король опрокинул еще один кубок, свалился с лавки и захрапел прямо у меня на полу.

Я двумя пальцами через платок взял кубок, из которого он пил, и спрятал под плащ. Отвел Лакуту к Дамоне, сдал на хранение, и отправился к дому провидицы Керит.

— Тебе что-то нужно, Айнвар? — спросила она через полуоткрытую дверь. За ее спиной слышались голоса мужа и детей в обрамлении обычных домашних звуков.

— Да, Керит. Нужно, чтобы ты поглядела на одну вещь... Выйди на улицу. Только не шуми.

Провидцу-друиду открыто многое, незримое простым людям. Взяв в руки ту или иную вещь, они видят события, в которых принимал участие человек, последним касавшийся предмета. Мы — текучие существа. Во все, к чему мы прикасаемся, перетекает малая часть нашего естества, оставляя следы и позволяя провидцам читать их.

Керит что-то сказала через плечо, исчезла и вскоре вышла за дверь уже в плаще друида. Мы отошли на несколько шагов и остановились под звездами. Я передал ей кубок.

Полированное серебро поблескивало в руках провидицы, когда она поворачивала кубок из стороны в сторону. В какой-то момент глаза Керит остекленели, лицо осунулось и утратило всякое выражение. Дух Керит отправился куда-то далеко. Я ждал, неотступно думая о Тасгеции.

Керит заговорила. Голос провидицы доносился словно издалека.

— Мертвое дерево... — произнесла она не своим голосом.

Да, вот оно! Я ждал.

— Мертвое дерево. Надо срубить. Один хороший бросок копья... В спину! Вождь всегда может получить копье в спину в разгар битвы! Он же не будет знать, откуда оно прилетело. — Чужой голос торжествующе расхохотался. Это был голос того, кто последним держал кубок. И он оказался вполне узнаваемым. — Да, один хороший бросок! Даже если не убьет, то уж точно сократит дни его правления! Нечего тянуть!

Если бы я закрыл глаза, я увидел бы сильную веснушчатую руку Тасгеция, увидел бы, как эта рука вероломно метнула копье в незащищенную спину короля Нанторуса. Да, рана оказалась не смертельной, но вместе с другими, полученными за все эти годы, заставила его, наконец, отказаться от королевского титула. Король всегда должен оставаться сильным, способным на битву. Ведь он — это символ всего племени! Я думал. У нас, кельтов, подлое убийство не в ходу. Мы предпочитаем открытые выборы, открытые испытания. Убийство исподтишка пришло к нам от римлян. Этот способ переняли у них такие короли, как Потомар и Тасгеций.

Я подождал, пока Керит придет в себя.

— Ты получил, что хотел Айнвар? — спросила она слабым голосом и пошатнулась. Голова провидицы кружилась.

— Даже больше, чем ожидал, — мрачно ответил я.

Когда я вернулся домой, Тасгеций все еще валялся на полу и храпел. Я перешагнул через него, как через свиной помет.

На следующий день, когда я сказал, что вино кончилось, он, наконец, ушел. Глаза у короля покраснели, он обильно потел. Когда его колесница выехала за ворота, я сосредоточился и послал ему вслед такую головную боль, чтобы он не скоро забыл о ней.

Через полмесяца к форту подъехали фургоны торговцев. Фургоны наполняли бочки с вином из Провинции, вкусным и ароматным. Я невольно сглотнул слюну, но фургоны отослал обратно. Конечно, торговцы расскажут Тасгецию, но тут уж ничего не поделаешь. Мы обойдемся без римской продукции.

А колесо года все поворачивалось. Меня закружил бесконечный водоворот ритуалов, праздников, повседневных забот. С их помощью я стремился поддерживать в своих людях гармонию с землей, которая, в свою очередь, поддерживает нас и Потусторонний мир, лежащий в основе самой жизни. Ничего нельзя брать из земли без того, чтобы предложить что-то взамен. Вода должна быть чистой. Нельзя убивать животное, в пищу или для жертвы, если сначала не умилостивить его дух. Образ нашей жизни должен соответствовать образу жизни природы: ветра и воды, солнца и дождя, света и тьмы. Человеку надлежит перетекать изо дня в день, избегая острых углов, и с песней...

Тасгеций прислал еще больше возов с вином. Я второй раз отказался их принять.

Сулис все старалась заполучить Бригу в ученицы. Иногда я встречал Крома Дарала, Бригу или их вместе. Лицо мое неизменно сохраняло бесстрастное выражение, которое я перенял у Менуа, и со временем даже Кром перестал донимать меня своими насмешками.

Иногда, однако, когда поблизости никого не было, я откидывал капюшон и смотрел издали на Бригу. Она выглядела уставшей и словно бы увядшей слегка. Как главный друид, я, конечно, точно знал, сколько осталось до брачного праздника Белтейна.

Лакуту не дремала. Она ухитрилась сделаться для меня удобной, как привычный кухонный горшок. Она предвосхищала любые мои потребности с такой точностью, что я мог совершенно не отвлекаться на бытовые мелочи и полностью отдаться заботам главного друида. Единственное неудобство заключалось в отсутствии возможности поговорить с ней, впрочем, мне все равно было некогда. К вечеру я обычно настолько выматывался, что едва добирался до постели. До ночных утех дело не доходило, а она не жаловалась. Она никогда ни на что не жаловалась.

В третий раз торговцы пришли, когда меня не было в поселке.