— Это ты?
— Угу… А вот это помнишь? — указал он на детский рисунок.
— Нет.
— Это мой первый портрет в твоем исполнении. Ты нарисовала его на пляже Эгремни в Греции. Тебе было лет пять. И кстати, тогда же подарила свою волшебную корону, спасающую от грусти.
— Я этого не помню, — грустно ответила ему.
— Ты была слишком маленькая, Вик. А это тоже не помнишь? — указал профессор на цепочку с кулоном.
— Я помню сад… и ящерицу… лето… И помню грустного мальчика… Неужели это был ты?
Марк пожал плечами, продолжая улыбаться.
— А откуда у тебя моя картина?
— А ты разве не догадываешься?
— Я помню, как потеряла ее, но как она оказалась у тебя?
— Ну, я счел это за компенсацию после того, как ты меня оглушила и ослепила, маленькая стерва!
— ТЫ?? ЭТО БЫЛ ТЫ?
— Знаешь, малыш, я все время задавался вопросом, у тебя всегда такая плохая память или исключительно на мое лицо?
— Не знаю, — честно ответила, ошеломленная таким открытием. — Боже, я же обзывала тебя тогда по-русски! И с таксистом при тебе договаривалась!
— Да, это было забавно, — смеется он.
— Вот ты ЖУК! Ты знал, что это была я?
— Нет, конечно. Понял, только когда прочел имя на картине.
— Офигеть, Марк!
— Согласен…
— Так, а аттестат?!
— Твой аттестат прилетел мне прямо в темечко.
— Откуда?
— Видимо, из окна? — Марк снова пожал плечами. — Про альбом, надеюсь, помнишь?
— Про альбом помню.
— Здесь еще должны лежать твой Оскар и цепочка, но они так и провалялись год на полке в московской квартире.
— Знаете, профессор, после такого вы просто обязаны на мне жениться! — хохотнула я.
— Согласен, — совершенно серьезно ответил Горский, а затем скользнул в нагрудный карман моей-своей рубашки и выудил оттуда маленькое колечко в виде короны, усыпанной черными бриллиантами.
От волнения перехватило дыхание, сердце с каждым ударом разгоняло кипящую кровь по венам, разнося по телу волны счастья и восторга.
— Моя маленькая мисс Беккер, ты выйдешь за меня?
— Да! — и изящное колечко скользнуло на безымянный пальчик, идеально совпадая с ним, а твердые настойчивые губы Марка слились с моими в жарком поцелуе…
Глава 56
— Мне тоже надо в душ, — бормочу я, охваченная внезапной паникой.
Мы же не будем заниматься сексом прямо сейчас на полу? Если раньше, взвинченная различными ограничительными мерами и условиями, я не придавала значения, как и где расстаться с девственностью, то теперь стало вдруг архиважно, чтобы все было максимально комфортно и удобно, чтобы я, как минимум, не смущалась своего немытого тела и нечищеных зубов.
Поэтому выпутываюсь из крепких объятий Марка и, не смотря на недовольное ворчание, отправляюсь в душ, пока мой будущий муж занимается сбором обратно в коробку наших воспоминаний.
Во влажной душевой нахожу чистые полотенца, одноразовые зубные щетки, махровые тапочки и пушистый халат. Нетерпеливо сбрасываю одежду и становлюсь под горячий поток.
Мощные струи ласкают тело, ментол мужского геля приятно холодит кожу, а травяная зубная паста напоминает недавний поцелуй Марка.
Выходя из ванной комнаты, закутавшись в белоснежный халат, прикрывающий даже мои пятки, чувствовала себя легким облачком, плывущим навстречу солнцу.
Марк сидел на кровати, опираясь руками на колени. От его черного, горящего взгляда, словно пластилин на батарее, плавился мой разум.
Передо мной больше не романтичный нежный парень, а властный, сильный, обуреваемый страстью, серьезный профессор. Мужчина, которому хочется отдаваться и покорять.
Медленно приближаюсь к Горскому, становлюсь между его широко расставленных ног и запускаю пальчики в темные мягкие волосы, поглаживаю их, тяну, слегка царапаю кожу.
Обжигающие руки распахнули полы пушистого халата и медленно поползли от голени вверх, преследуя волну необузданных мурашек, стремящихся в пульсирующую точку, бесстыдно и стремительно увлажняющуюся так сильно, что даже я ощущаю терпкий запах, заполняющий полумрак синей комнаты.
Марк часто дышит, втягивая носом аромат моего возбужденного тела, что одновременно смущает и распаляет еще больше. А затем он ловко усаживает меня к себе на колени.
Я вся перед ним.
Полностью раскрытая.
Беззащитная.
Но мне нисколько не страшно.
— Вика, да? — спрашивает Марк, глядя в мои замутненные глаза.
— Да, Марк, — твердо отвечаю ему и в тот же миг ощущаю, как горячие губы втянули напрягшийся сосок, а мужские пальцы нежно скользнули по вспухшему, изнывающему без ласки клитору.
Дрожа от таких откровенных интимных ласк, неосознанно подалась навстречу его пальцам. Рот Марка жалил, кусал, зализывал, оставляя влажные дорожки на нежной белой коже. Пальцы оттягивали, сжимали, гладили, слегка щипали влажную требовательную плоть.
Честные громкие стоны рвались наружу, и я глушила их из последних сил, задерживая в легких воздух.
— Не сдерживай себя, малыш. Хочу, чтобы ты стонала для меня, текла для меня и кончала для меня! — хрипел распутный профессор, — Я буду ласкать тебя руками, языком и членом. Ты же хочешь этого, Вика?
— Да-а-а! Я хочу тебя, Марк, — бормочу в ответ, чувствуя, как скользкие пальцы осторожно погружаются внутрь меня, растягивают, безостановочно двигаются и порочно хлюпают.
— Я весь твой, родная, — рычит Марк и сминает мои губы нетерпеливым жадным поцелуем. Его язык трахает меня, жестко порабощает и овладевает, а руки, напротив, неторопливо и нежно ласкают изнывающую плоть, мучительно оттягивая разрядку.
Этот диссонанс заставляет меня теряться в ощущениях, дрожать от нетерпения, требовать большего.
Ведомая голыми инстинктами, я двигаюсь резче, напористей, сама насаживаюсь на его волшебные пальцы, взлетая на гребень растущей волны удовольствия.
— Пожалуйста, Марк! — требовательно шепчу я, до боли сжимая его волосы на затылке.
Хочу, чтобы услышал меня, понял, как хочу, дал мне свою силу и мощь.
Марк грозен. Он рычит на меня и, кажется, грязно ругается. Острые зубы кусают мою шею, отчего пылающая стрела вонзается в промежность. Туда, где руки Марка ускоряются, яростно вонзаются и стремительно покидают меня, его пальцы трут, давят и, наконец, крепко сжимают всю набухшую плоть без остатка в кулак.
— Да, Марк, да!!! — мы тонем в порочном крике.
