Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Как указывает Леду, амигдала исключительно важна при оценке значимости поступающей информации личного характера, – а это сущность эмоционального реагирования. Леду сравнивает эту структуру со ступицей колеса: она получает необработанную сенсорную информацию от ключевой подкорковой коммутационной станции – таламуса; обработанную чуть лучше – из зон высшего порядка в коре больших полушарий, а гиппокамп передает ей сигналы, имеющие отношение к общему контексту события, и она, получив всю эту информацию, может поставить метку: событие важно![339]
Еще амигдала влияет на гормональные системы, которые включаются «на всю катушку», когда мы сталкиваемся с чем-то страшным или тревожным. Когда выделяются гормоны стресса, адреналин и кортизол, мозг и тело готовятся встретить угрозу или другие источники напряжения, а память о впечатлении улучшается (возможно, влияя на деятельность гиппокампа). Но если амигдала повреждена, гормоны стресса больше не вызывают улучшения памяти. Выходит, она регулирует, а может, и модулирует память, запуская в действие гормоны, позволяющие нам реагировать и ярко – но иногда навязчиво – помнить угрозы или травмирующие события[340].
Методы нейровизуализации дают новое понимание роли амигдалы и других структур мозга в постоянных воспоминаниях о травмирующих событиях[341]. Ряд исследований на основе ПЭТ и фМРТ показали, что она заметно активируется при представлении отвратительных материалов: изображений изуродованных тел, фрагментов фильма о травмирующих событиях и даже лиц, искаженных гримасой страха или злобы. Эти исследования особенно интересны: вид «страшного» лица не всегда вызывает у зрителя эмоциональный отклик. Эксперименты, которые провели Пол Уэйлен, нейробиолог из Университета Висконсина, и его сотрудники, показали: даже когда страшные лица представлены на столь краткий миг, что люди не успевают осознать их выражения – они говорят, что видят «невыразительные» лица, – амигдала все же задействуется сильнее, нежели при виде счастливых лиц. Эти результаты подвели Уэйлена к предположению о том, что она задействуется при событиях, сигнализирующих о возможной угрозе со стороны окружения.
Когда событие таит угрозу или внушает отвращение и амигдала становится активной, сила ее активности предсказывает, насколько хорошо люди запомнят свои впечатления. Ларри Кэхилл и Джеймс Макго из Калифорнийского университета в Эрвине проводили ПЭТ-сканирование во время того, как участники просматривали отрывки фильма с нейтральными и неприятными эпизодами, а позже пытались их вспомнить[342]. Уровень активности амигдалы был тесно связан с числом последних: чем сильнее она задействовалась при просмотре, тем больше таких фрагментов вспоминали потом. Для нейтральных отрывков подобной взаимосвязи не обнаружили (что интересно, уровень активности гиппокампа коррелировал с запоминанием нейтральных событий, но не с памятью о тех, что внушали отвращение).
Нейровизуализация показала, что амигдала активируется при возникновении страха – об этом свидетельствуют опыты на крысах и других животных[343]. Может, потому и неудивительно, что в ряде экспериментов с участием людей, переживших травму, в том числе ветеранов войны во Вьетнаме и жертв сексуального насилия, она также задействовалась, когда участники вспоминали и заново переживали травмирующие события, память о которых неустанно их преследовала. Когда нейровизуализацию проделали во время травматических воспоминаний, она показала повышенную активность в других областях мозга, которые, как считается, ответственны за формирование страха и тревоги: одна скрыта глубоко в лобной доле, другая – у границы височной. Есть надежда, что это поможет объяснить, почему в нескончаемых воспоминаниях о травме часто сохраняются сильный страх и опасения, преобладавшие в изначальных впечатлениях.
Опыты на животных показали, что гормоны стресса влияют на формирование страха, и исследования, к которым привлекались люди, пережившие травму, также связали эти гормоны с навязчивыми воспоминаниями[344]. Когда гормоны стресса вступают в действие при волнующих впечатлениях, они стимулируют высвобождение химических посредников – катехоламинов. Ученых особенно интересует один из главных катехоламинов – норадреналин. Эксперименты с участием ветеранов войны во Вьетнаме и жертв сексуального насилия показали, что более высокие уровни норадреналина (измеренные в образцах мочи) были связаны с более частыми навязчивыми воспоминаниями о травме. Кроме того, когда таким больным вводили препарат иохимбин, повышающий уровень норадреналина в определенных областях мозга, почти у половины появились непреодолимые визуальные воспоминания о травмирующем событии наряду со страхом и даже паникой.
Иохимбин продается без рецепта в аптеках и магазинах диетических продуктов – как афродизиак, средство от импотенции и стимулятор. На нескольких пациентов, страдавших от посттравматического стрессового расстройства, после его приема нахлынули неожиданные воспоминания и приступы паники. «Я словно сходил с ума, – рассказывал один ветеран после того, как принял иохимбин в качестве афродизиака, а вместо этого на него нахлынули воспоминания о войне. – Все думал о том, что друга ранили, а я медик и должен был его спасти»[345].
Да, эффекты иохимбина наиболее ярко проявляются у пациентов, страдающих от посттравматического стрессового расстройства, но другие исследования показали: если давать его здоровым добровольцам, когда те просматривают волнующие слайды, то яркие образы и события запомнятся лучше – вероятно, за счет возрастания уровня норадреналина при обработке информации. Норадреналин высекает химическую искру, а от той возгорается пламя навязчивых воспоминаний[346].
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
