Покрашенная в блондинку, усталая мама в тюремной комнате свиданий…
Еще одна мама, шепчущая предостережения и подключенная к системе жизнеобеспечения…
Воспоминания сталкивались и отскакивали друг от друга, сливаясь и меняя формы, превращаясь в хаотическое нагромождение полуснов-полуяви.
Мама с монтировкой…
Тампер, Хайди, Змей, Хантер, Кейли…
Томми, плачущий, как ребенок…
Кричащая на него через прутья решетки Кейли…
Свалка, кинотеатр, школа, общежитие…
Протыкающий его железным прутом Редфилд…
Картер, Джейсон, Гвен, мама, Джордж, Кейли…
Машущий ему рукой Джейсон в конце коридора…
Кейли, Кейли, Кейли, Кейли, Кейли и Кейли…
Эван погрузился в сон, лежа в сканере, как в большом механическом коконе.
Он проснулся позже, в своей палате, под утро. В полумраке он сидел и смотрел в темный прямоугольник окна. Отражение его лица висело в нем бледным пятном. Эван уставился в глаза своего двойника и читал в них полную потерю надежды и одиночество. Даже в самые адские моменты в тюрьме или в те моменты беспомощности, когда он был прикован к инвалидному креслу, Эван умудрялся нащупать тончайшую ниточку веры.
Но сейчас впервые он почувствовал себя полностью пойманным тем миром, который сам и создал.
Время от времени окно начинало подрагивать по углам, мерцая, как искаженная картинка в телевизоре, и когда это происходило, Эвану казалось, что он слышит звуки, похожие на голоса, эхом доносившиеся из какого-то другого времени или места.
После инцидента, происшедшего в кабинете доктора, Эван находился под постоянным наблюдением Митча — куда бы он ни пошел, санитар всегда был неподалеку.
После завтрака, во время которого Эван едва прикоснулся к еде, Митч поджидал его.
— Телефонный звонок, — без предисловий сказал он. — Пойдем.
В кабинете, расположенном за комнатой для занятий, находились пустой стол, стул и телефон, серый и без кнопок. Снятая трубка лежала на столе, и Эван удивленно на нее уставился.
— Это тебя, — сказал Митч. Эван сел и поднял ее.
— Алло?
— О, Эван, — в голосе матери были слезы и усталость. — С тобой все в порядке?
Еще одно пятно задрожало на периферии его зрения, и он сморгнул его.
— Со мной все в порядке, мам. Я просто… растерян.
— Я знаю, — вздохнула мать. — Я хотела сказать, что приду тебя навестить сегодня. Меня попросил прийти доктор Редфилд.
Эван почувствовал облегчение.
— Я рад. Я хочу увидеть тебя, мам. Я хочу выйти отсюда.
Длинная пауза на другом конце.
— Я знаю, что ты хочешь, малыш, но доктор говорит, что это будет не так быстро.
Его рука сжала трубку, и мгновение Эван боролся с желанием расплакаться от злости.
Он ответил спокойно, зная, что Митч внимательно за ним наблюдает:
— Ему лучше знать. Я просто хочу поправиться.
Она издала приглушенный всхлип.
— Могу ли я принести тебе что-нибудь? «Мои дневники? Но Редфилд сказал, что у меня их никогда не было, так?»
— Мне бы хотелось… фотографию. Я по тебе скучаю, и все такое. Ты не могла бы принести мне фотоальбом?
В мозгу Эвана начал зреть план.
— Доктор Редфилд предупредил меня, что, возможно, ты попросишь меня о чем-то таком, — вздохнула она. — Ты был слишком мал, чтобы помнить, но твой отец, он… Когда он заболел, то сжег их все однажды ночью. Я смогла сохранить только старые любительские фильмы, которые он наснимал.
— А я могу их посмотреть?
— Не знаю. Надо спросить доктора. — Она снова шмыгнула носом, сдерживая рыдания. — Скоро увидимся. Я люблю тебя
— Я тоже тебя люблю, мама.
Андреа помедлила у входа в клинику и нервно переступила с ноги на ногу, глубоко затянувшись сигаретой. В горле у нее запершило, и она закашлялась, с хрипом выдохнув дым. Внезапно ее затошнило от запаха никотина. Она швырнула сигарету на землю и покрутила головой, отгоняя это ощущение. Ей нужно быть собранной ради сына, а не думать о том, когда она сможет выкурить еще одну сигарету. Она решительно залезла в сумочку, достала оттуда сигареты и зажигалку и швырнула их в урну. Затем наклонилась, чтобы поднять стоявшую у ног картонную коробку, и вошла в клинику.
Редфилд ожидал ее у приемного покоя.
— Привет, Андреа. Хорошо выглядите.
— Я только что бросила курить.
— Это хорошо. Пройдемте ко мне в кабинет?
Она заколебалась.
— Я бы хотела поговорить с сыном… Он вздохнул.
— Он присоединится к нам через несколько минут. Думаю, нам сначала стоит посмотреть на результаты сканирования.
— Вы уже их видели? — Андреа старалась не выдать своего беспокойства.
— Еще нет. Мне казалось, что нам следует вместе посмотреть их.
Они прошли по коридорам клиники мимо комнаты для занятий и поста дежурной сестры.
Она кивнула.
— Утром я разговаривала с Эваном.
— Да, мне сказали. Вы не заметили какой-нибудь разницы в его поведении или разговоре?
— Нет. Мне показалось, он чем-то расстроен. Он сказал, что растерян.
— После приступа это вполне естественно. Мы узнаем гораздо больше, сравнив серии томографических снимков.
Доктор указал на картонный ящик.
— Принесли что-то для него?
— Он хотел посмотреть фотоальбомы, но, боюсь, у нас их не осталось.
Редфилд кивнул, и она продолжила:
— Здесь фильмы, которые в свое время снял Джейсон. Я не была уверена в том, что мне стоит их приносить сюда, но вы сказали, что это для него хорошо…
— С этим действительно абсолютно все в порядке, Андреа.
Они подошли к кабинету, и доктор открыл дверь, пропуская ее вперед.
— Эти фильмы — часть его жизни, и навязчивая идея Эвана не будет сломлена, пока он не поймет, что историю нельзя изменить.
Редфилд сел, и Андреа последовала его примеру.
— Мне хотелось бы посмотреть эти фильмы сначала самому, и надеюсь, что мне удастся найти в них что-нибудь, что могло бы убедить его в том, что прошлое — это прошлое…
Редфилд указал на старый портативный кинопроектор, стоящий на полке стеллажа.
— Я не хочу потерять его, как потеряла Джейсона, — тихо сказала Андреа.
Доктор выглядел смущенным.
— Психология сильно продвинулась вперед за тринадцать лет, Андреа. Теперь существуют методы лечения, которые нам были просто недоступны, когда Джейсон был у нас.
