Книга Хождение Джоэниса. Оптимальный вариант - Роберт Шекли

Мишкин и робот подошли к дереву, на кончиках ветвей которого располагались голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Все эти глаза повернулись и уставились на Мишкина.

– Я так и думал, что вы пойдете этой дорогой, – сказало дерево. Голос исходил из висевшего на стволе громкоговорителя. – Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы – Том Мишкин?

– Да, это я, – сказал Мишкин. – А вы кто такой?

– Я – сборщик платежей, замаскированный под дерево, – ответил сборщик платежей, замаскированный под дерево.

– Боже милостивый! – воскликнул Мишкин. – И вы шли за мной по пятам аж до Гармонии?

– Да, так оно и было. Это весьма любопытная история. Дело было так. Мистер Оппенгеймер, глава агентства «Ультра Плюс», в котором я служу, дробил камни в местной секции тай-цзи-цюань, и на него снизошло озарение. Оппенгеймер внезапно понял, что сущность жизни заключается в завершенности и что человек должен оценивать свою жизнь исходя из того, насколько тщательно он исполнил отведенную ему в этой жизни роль. До этого Оппенгеймер был человеком беспечным. Он делал как все: собирал те долги, которые легко было собрать, в трудных же случаях изрекал несколько зловещих угроз и посылал все в болото. Потом Оппенгеймер достиг сатори[5]. «К черту посредственность! – решил он. – Я возглавляю агентство по сбору этих платежей. Следовательно, я должен действовать с этических позиций и стремиться к целостному и завершенному сбору платежей. Возможно, мир не поймет меня, но кто знает вдруг будущие поколения смогут оценить исключительную чистоту моих намерений?»

Так Оппенгеймер вступил на мучительный, донкихотский путь, который может за какой-нибудь год привести его к банкротству. Он созвал всех сотрудников в зал совещаний.

– Джентльмены! – сказал Оппенгеймер. – На этот раз мы будем собирать все. К дьяволу полумеры! Наша цель – стопроцентные выплаты. Пусть нас считают маньяками! Следуйте за должником – не важно, сколько он задолжал, доллар или миллион. Идите за ним хоть на Сан-Себастьян, хоть на Самоа, хоть на Самбал-5, если нужно, и не беспокойтесь о том, сколько это будет стоить. Отныне мы следуем принципам, а принципы всегда непрактичны. Парни, мы опрокинем принцип реальности! А теперь идите и собирайте все долги – до полного завершения.

– Его речь по стилю совершенно четко относится к концу 1960-х годов, – сказал робот. – А у нас сейчас 2138 год или что-то около того. Нестыковочка, однако.

– Иди в задницу! – огрызнулся автор.

– Это был призыв к оружию, – сказал сборщик платежей, прикидывающийся деревом. – Вот почему я здесь, на Гармонии, мистер Мишкин. В результате видения, явившегося одному человеку, я прибыл сюда, чтобы собрать ваши долги, не считаясь со временем, хлопотами и издержками.

– Прямо не верится! – сказал Мишкин.

– И все-таки дела обстоят именно так. Я располагаю векселями по всем вашим задолженностям. Ну что, будете платить или подождете, пока я рассержусь?

– О каких долгах идет речь? – спросил Мишкин.

– Прежде всего о налогах в пользу государства, штата и города. Как насчет задолженности за прошлый год?

– Понимаете, год был тяжелый…

– Вы задолжали дядюшке Сэму восемь тысяч семьсот пятьдесят три доллара. Дальше. Алименты на детей. Решили на годик о них забыть, а, Мишкин? Бедной покинутой Марции и маленькой Зельде вы должны кругленькую четырехзначную сумму. Кстати, Марция завела себе нового друга, а малышку Зельду исключили за неуспеваемость из Маленького Красного колледжа. Марция просила передать вам, что у нее все в порядке, что она еще никогда не чувствовала себя так хорошо и желает получить каждый цент, который вы ей задолжали, иначе она загонит вас в могилу с такой скоростью, что у вас зубы узлом завяжутся. Еще она добавила, что благодаря психоанализу наконец достаточно укрепила свое эго, чтобы сказать вам, что вы всегда были вшивым ублюдком и что у всех просто челюсти отвисают, когда она рассказывает, что на самом деле вы – тайный извращенец.

– Это так похоже на Марцию… – вздохнул Мишкин.

– Идем дальше. Вы задолжали тысячу долларов Марти Баргенфельду. На тот случай, если вы вдруг забыли, напоминаю: Марти – ваш лучший друг. Или был таковым. Я хочу сказать, что Марти по-прежнему считает вас своим другом, но вы по необъяснимой причине охладели к нему. Некоторые даже сказали бы, что вы его избегаете. Однако единственное его преступление заключается в том, что он одолжил вам денег в тот момент, когда вы в них отчаянно нуждались, а именно когда разводились с Марцией и должны были оплатить аборт Моники.

– А как там Моника? – поинтересовался Мишкин.

– Без вас она чувствует себя отлично. Она вернулась в Париж, работает продавщицей в «Галерее Лафайет». Она все еще хранит нитку деревянных бус стоимостью в восемьдесят центов – единственный подарок, который вы ей сделали за время вашего бурного четырехмесячного романа, каковой вы называли «самым волнующим за всю мою жизнь».

– Я был разорен, – попытался оправдаться Мишкин. – И потом, она всегда говорила, что терпеть не может подарков.

– Но вы-то понимаете, что она думала на самом деле, а, Мишкин? Ну да ладно, я вам не судья. Меня тошнит от вашего поведения, осуждаемого любой этической системой, но это мое личное дело и вас оно не касается. Теперь мы переходим в аптеку Бавхауса, что на Бэрроу-стрит, 31, к толстому дружелюбному Чарли Дюку, который с тех пор, как вы впали в зависимость от лекарств, продавал вам дексамил в капсулах, дексадрин в таблетках, либриум, кабритол, нембутал, секонал, дориден и другие препараты в поразительных количествах, – и все на основании просроченного рецепта на фенобарбитал, – и продолжал продавать их до тех пор, пока два года назад не запахло жареным и он не вернулся к торговле эскедрином и губной помадой. Его вы ободрали на сто восемьдесят шесть долларов.

– Чарли и так сделал на мне неплохие деньги, – сказал Мишкин. – Он всегда брал с меня двойную цену.

– Вы об этом знали изначально. Вы хоть раз выразили ему свое недовольство?