– Я отдал тебе сыворотку, чтобы заманить сюда. Так что охранники Фаррана не смогут вмешаться, и я прикончу тебя. Предатели должны быть наказаны.
Меня тошнит от мысли, что все напрасно, и яд, возможно, действительно уже убил Эмму. Я достаю пистолет из кармана куртки и прижимаю ствол ко лбу Джека.
– Ну, если это так, то хорошо, что я не растратил все пули на Якоба.
Его глаза расширяются. Он лежит неподвижно.
– Подожди, – бормочет Джек. По его лбу стекает пот. Вероятно, он просто в ужасе.
– Где? – кричу я на него.
– Ты… – Он колеблется. Его взгляд внезапно становится бегающим. Похоже, Джек не уверен в том, что сказать, будто забыл что-то важное. Затем он выдает, – она в подвале под библиотекой. Тебе следует… ввести пароль от компьютера…
Он пьян?
– Какой пароль? – Я поднимаю его за толстовку до уровня глаз и встряхиваю.
– Записка… рядом с терминалом. В арке… библио…
Его глаза закатываются, а затем закрываются. Черт! Я ударяю его по лицу ладонью, его голова мотается в сторону, но он не реагирует. Невероятно! Трус, должно быть, упал в обморок. На моей руке кровь с его рта. С отвращением я отпускаю Джека, вытираю руку о его толстовку и вскакиваю.
Передо мной стеллажи образуют коридор, который заканчивается изогнутой книжной стенкой в центре комнаты. Должно быть, он имел в виду это. Джек все еще совершенно неподвижен. Я не трачу время на то, чтобы связать его, и иду туда. Что-то синеватое мерцает между книгами арки. Мой пульс учащается, я продолжаю искать, пока не нахожу щель шириной с дверь, через которую я вошел. Здесь, внутри, как в пещере. В книжной пещере.
На стене напротив меня на самом деле экран компьютера. Я протискиваюсь мимо сидений и читаю надпись на дисплее: «Подтвердите личность».
Где чертова записка? Мой взгляд блуждает в свете дисплея над клавиатурой и ковриком для мыши. Наконец, я обнаруживаю рукописную заметку справа от книжной полки. Бутылка газировки и стакан с небольшим количеством коричневой жидкости стоят на ней. Я отодвигаю их в сторону и достаю записку.
Дарвин на шаг впереди!
Кейран В. Хип мертв!
Пальцы нетерпеливо касаются клавиатуры.
* * *
Чуть позже я несусь по подземному секретному коридору, следую за слабой искрой надежды, которая светит мне в конце, и наконец достигаю двери. Блики пробиваются сквозь дымное стекло между черными металлическими бусинами. Просто не может быть слишком поздно. В последний момент я думаю о том, а что, если это ловушка, и у Джека есть сообщник? Ладонь вспотела и соскальзывает с медного оперения павлина на дверной ручке. Ручка поддается, я отскакиваю в сторону, толкаю дверь ногой. Яркая полоса света падает в проход. Секунды текут как липкий мед.
По крайней мере, пуля или нож не полетели в тебя.
Я осторожно наклоняю голову вперед и заглядываю в комнату. Из-за старинной двери и местоположения я ожидал увидеть склад, полки от пола до потолка, забитые книгами, внутри которых плесени больше, чем пыли на переплетах. Вместо этого мои глаза скользят по современным белым шкафам, черным рабочим столам и техническим устройствам на тележках с колесиками. Свет становится ярче, когда я иду в правую часть комнаты. А потом обнаруживаю то, что почти заставляет меня опуститься на колени.
Худенькая фигурка лежит на металлическом столе, рядом с краем которого находится массивная консоль. Запястья, грудь, бедра и лодыжки, затянуты ремнями, как расплавленное серебро. Рядом стоят темные технические приборы, на их экранах вспыхивают предвестники апокалипсиса с неоновыми диаграммами, а над всем этим висит лампа, почти такая же длинная, как человеческое тело, и такая яркая, что освещает всю комнату. На самом деле я заметил, что это единственный источник света, лампы на потолке выключены.
Мгновение я стою там в ужасе. Сердце болит, когда глаза скользят по яркому вязаному свитеру и шлему, темный щиток которого полностью закрывает лицо. Но по плечам рассыпаны длинные волосы, как черный шелк, спускаются со стола и парят чуть ниже полуметра над полом.
Я просыпаюсь от оцепенения, начинаю ругаться, вытаскиваю футляр для очков из кармана куртки и открываю его. В огромном широком зеркале отражается мое бледное лицо. Ото лба красные ссадины тянутся к щеке, по которой растеклась зелено-голубая тень. Когда я дотрагиваюсь до руки Эммы, она не реагирует. Боже, уже поздно? Я беспомощно оглядываюсь по сторонам и обнаруживаю, что кабели, которые проходят под ее свитером к шее, ведут к монитору сердцебиения у изголовья.
Пульс есть.
Но даже такой-никакой медицинский работник, как я, в курсе: тридцать два удара в минуту – это ненормально. Руки дрожат, когда я открываю пластиковый колпачок шприца. Выдавливаю крошечную каплю противоядия из иглы.
Когда собираюсь приподнять свитер Эммы над правым запястьем, вижу, что в ее левой руке уже есть прозрачная канюля, на предплечье, которая зафиксирована лейкопластырем. Джек, должно быть, ввел яд в эту вену. У меня скручивает желудок. Я обхожу стол и опускаю шприц.
Подождите-ка.
Рука Эммы выглядит немного странно. Это может оказаться последствием действия яда, но… Я рассматриваю ее. Рука сжата в кулак. На другой руке вытянутый указательный палец под средним, а остальные пальцы согнуты.
– ПОДНЯТЬ РУКИ! – кричит женский голос.
Я поворачиваюсь и вижу следующее. Девушка стоит у двери и обеими руками держит пистолет, направленный на меня.
Пальцы крестиком за спиной.
– Разве не понимаешь? Я сказала…
Преднамеренный обман.
Я оглядываюсь на Эмму, будто онемевший. Знала ли она, что произойдет, хотела ли она дать мне подсказку?
Пуля ударяет в предплечье, разрывая рукав куртки.
Я глубоко вздыхаю, кладу шприц на металлический стол и медленно поднимаю руки.
– Псих, что ты сотворил с Эммой и Джеком? – восклицает она. Только теперь я вижу слезы на ее лице, обрамленном коричневыми кудрями. Прежде чем успеваю ответить ей, слышу звук быстрых шагов. Похоже на тяжелые ботинки, точно половина армии бежит сюда.
Эмма
Детство
Так холодно.
И тихо.
Я чувствую себя дайвером, который потерял ориентацию во мраке бездны и не знает, в каком направлении плыть, чтобы вернуться на поверхность. Когда я отдаляюсь, звук внезапно прорывается сквозь безграничные просторы вокруг меня, сначала смутно, просто дыхание, потом становится все громче и громче. Теперь я вижу проблеск. Чернота разделяется сине-голубой полосой, которая по краям окаймлена бирюзой.
– Эмма.
Мои веки сразу открываются и закрываются, я моргаю от слишком яркого света, чувствую слезы на щеках. Постепенно картинка становится четче, мой взгляд скользит по черной куртке.