Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Хотя, между прочим, зря так переживал, как раз в то время машина с мертвецами часто появлялась на дорогах, от нее многие пострадали. Тот же Абстулханов Руслан – помните? – вообще трагически погиб, и политик N не уберегся, полетела его светлая голова при невыясненных до конца обстоятельствах, и легкомысленную в целом Олесю напугали проклятые до икоты, так что она сразу улетела куда-то на острова отвлечься, и даже вышеназванный старший лейтенант Профосов из-за скелетов получил психическую травму и неполное служебное с последующим увольнением из органов – словом, наделали гады шороху по Москве.
Но герой нашего повествования решил, что все было направлено лично против него, и совсем расстроился.
Стал он после этого жить тихо в своем подмосковном доме, в семье. Домочадцы – возможно, будучи как бы своего рода обслуживающим персоналом, для которого не существует чудес, – прекрасно его различали, он для них был видимый, как будто ничего и не изменилось, хотя на самом деле изменилось многое. Например, брился Тима теперь редко, отчего маленькая его фасонистая бородка превратилась в пегую неровную бороду, а на голове обнаружилась порядочная плешь, вокруг которой шевелились в воздухе длинные и тонкие, как у пожилого человека, волосы. Так что стал похож недавний модник на сумасшедшего профессора из какого-нибудь фантастического фильма, обычно такой профессор изобретает счастье человечества, а негодяи его используют в своих негодяйских целях. Новый образ Тимофея семейству даже нравился, жена смотрела на него с жалостью, через которую, как известно, женский российский характер проявляет истинную любовь, дети, приезжая на каникулы из Англии, гладили его по лысине и добродушно шутили.
Зарабатывал физически и морально переродившийся, но сохранивший профессиональный опыт Болконский консультациями – приезжали к нему люди современных творческих профессий, а он для них придумывал разные вещи, например убойный рекламный слоган, или улетное название для нового проекта, или отпадные слова для песни, которая обязательно должна стать любимой населением… Знаете песню "Тю-лю-лю, тю-лю-лю, мальчик, я тебя люблю"? Вот, это Тима придумал – скажите, класс? Уже полгода в тяжелой ротации на всех волнах… В сущности, его внешность вполне соответствовала занятиям, он действительно сделался профессором по человеческому счастью. За это ему оставляли приличные деньги в узких конвертах, которых вполне хватало на жизнь, тем более что расходы в связи с уединением и отказом от всяких излишеств существенно сократились. Деловые гости постепенно привыкли к невидимости Тимы, обнимались с ним на звук голоса, а в ходе беседы как бы задумчиво смотрели в потолок или в пол. Когда же приходило время прощаться, конверт с гонораром визитеры клали просто на угол рабочего стола и, усаживаясь в машину, старались не замечать, что ворота для выезда открываются сами собой, то есть руками невидимого хозяина. А Тима еще долго стоял под дождем у ворот, глядел вслед улетавшему по пустому сумеречному шоссе джипу и думал о том, как сейчас будет хорошо вернуться в дом, подняться в теплый кабинет и задремать под негромко включенную музыку барокко, которую он очень полюбил, придя в невидимое состояние.
В общем, грех было ему жаловаться на невидимость, все наладилось.
Одна только случилась существенная и непоправимая потеря: Олеся Грунт окончательно его бросила. Состоялось длинное, изнурительное выяснение отношений в пустой кофейне, по ходу которого девушка несколько раз, как только взгляд ее падал на то место, где предполагалось нахождение бывшего друга, принималась плакать. В слезах Олеся делалась сразу похожа не на светскую красавицу, а на испуганную приезжую с города Феодосии, которой в глубине души до сих пор и оставалась. Обвиняла она Тиму в эгоизме, хотя никак не могла объяснить, почему эгоизм проявляется столь странно, а в конце концов сказала просто и откровенно: не может с невидимкой, и все. На том и попрощались, хотя до сих пор перезваниваются иногда, привыкли оба. Пасмурным днем сделается не по себе, наберет он или она знакомый номер – ты как? а ты как?.. Выходит, светлое что-то все же сохранилось, вроде облачка, понемногу расползающегося в небе легкими ватными клочьями…
Удивительные все-таки вещи с нами происходят. Живешь себе, сильно ни о чем не задумываешься, получаешь удовольствия, отпущенные судьбой, из-за мелких неприятностей ноешь – и вдруг от единственного какого-нибудь неловкого движения, от поступка опрометчивого все начинает рушиться, рассыпаться обломками. Хотел лишь немного поправить жизнь, усовершенствовать, а она-то вся расползлась, и вот уж совсем другая начинается. Вроде бы и лучше, и радости давно желанные стали доступны – так ведь и горести раньше неведомые навалились, душат… Где ты, любовь? Нет любви. Покой и воля, многажды упомянутые вслед за гением, есть, а счастья нету, ушло счастье вместе со страданиями, со слезами прежними. Оглянешься – один, один, нет никого.
Невидимы люди друг для друга, вот в чем все дело. А за что эта казнь – не нам знать. Видать, заслужили.
Огонь небесный
…Бродишь по залу с вихляющейся тележкой, набираешь всякую ерунду: соус для спагетти в тяжелой стеклянной банке, облепленный пленкой кусок сыра, порошок для стиралки, чтобы воду смягчать, а то нарастет там, в машине, какая-то гадость, и сломается механизм, еще соседей зальешь, гирлянду сосисок, взвешенную и заклеенную ценником в прозрачном мешке, гель для бритья… Бродишь себе и бродишь, думая только о том, что еще взять впрок. Но приходит время двигаться к выходу, а там, в конце этого блуждания, когда все, чего хотел, уже получил, ждет тебя касса, зеленым огнем вспыхивающий итог. Плати за все – и свободен, жизнь вырвала из наших рядов… Конечно, жизнь, ведь говорим же "конец жизни", а не "начало смерти". Рассчитались за все? Ну, прощайте, благодарим за покупки. Надеемся, что придете к нам еще.
Впрочем, это буддисты надеются или кто там – на вторую и последующие попытки в виде собаки, змеи, таракана и так далее. А мы-то полагаем, что освободились, что больше в этом супермаркете нам делать нечего, и впереди только бесцельные прогулки по зеленым лужайкам или – о-хо-хо, вполне возможно, по грехам-то – горячее производство, выплавка чистого сверкающего раскаяния из бедной породы душ наших…
На окраине Москвы, где река делает большую петлю, будто обходя тайное подводное препятствие, стоит микрорайон Брюханово. Река делит его на две части: на Верхнее, ближе к центру, и Нижнее, уже почти подмосковное. Прежде, в незапамятные времена, были это две враждующие пригородные деревни. Продавали, сбивая друг другу цену, в столице молоко и яйца, парни отчаянно дрались на весеннем слабом льду вплоть до членовредительства и нечаянного утопления, а солидное население сильно завидовало городским, их электричеству и центральной воде, не говоря уж о прочих теплых удобствах и возможностях конторской чистой работы, и ревниво гадало, кому прогресс достанется раньше. По всему выходило так, что верхние брюхановцы должны были опередить… Но прогресс распорядился по-своему: сначала Брюханово Нижнее сделалось огромным спальным микрорайоном, застроенным длинными девятиэтажками и шестнадцатиэтажными башнями для простого, неудержимо растущего населения, а потом Верхнее оказалось прорезанным улицей имени какого-то неизвестного Петрова, вдоль которой встали богатые дома с дорогими квартирами и салонами красоты. Так что электричества и водопровода досталось в конце концов поровну, однако преимущество у верхних все же получилось за счет социального расслоения, свалившегося вдруг на наши непривычные головы. Жили себе все обыкновенным образом, бегали по нужде в кривые будки за грядками над обрывом – и вдруг на тебе! У одних унитаз за три зеленых штуки, с дизайном, а у других советский, с деревянной подковой, да и тот треснутый. Одним дорога в бандиты либо в охранники, а другие от бандитов себе охрану нанимают. Одни баню топят в оздоровительно-развлекательном комплексе Nizhneie Bryukhanovo Country Club, а другие там парятся.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
