Книга Мозг. Такой ли он особенный? - Сюзана Херкулано-Хузел

Как выясняется, есть очень простое объяснение тому, как человеческий мозг, и только он один, может одновременно походить на мозг других животных в своей эволюционной ограниченности, но так отличаться от них своей способностью одарить нас умением рассуждать о нашем физическом и метафизическом происхождении. Во-первых, мы приматы, и это дало людям то преимущество, что большое число их нейронов упаковано в сравнительно небольшом объеме мозговой коры. И, во-вторых, благодаря технологическим инновациям, созданным нашими предками, мы избежали энергетических ограничений, которые ставят предел числу корковых нейронов, которое могут позволить себе другие животные, питающиеся сырой пищей в дикой природе.

Итак, что есть у нас такого, чего нет ни у одного другого животного? Я отвечаю: удивительно большое число нейронов в мозговой коре, самое большое, каким не обладает ни один другой биологический вид. Что мы делаем такого, чего не делает ни одно другое животное и что позволило нам увеличить число нейронов нашего мозга? Мы варим и жарим нашу еду. Остальное – все технологические инновации, ставшие возможными благодаря выдающемуся количеству нейронов в мозговой коре, последующая культурная преемственность и передача достижений следующим поколениям, которая с ускорением раскручивает спираль наших возможностей, превращая их в способности двигаться вперед и выше, – это вытекающая из основополагающего факта история.

Мы процветали: за прошедшие двести тысяч лет наш большой мозг с его богатой нейронами корой (тем не менее совершенно нормальной для типичного примата) изобрел культуру, цивилизацию, рынки, супермаркеты, электричество, цепи поставок, холодильники – короче, все те вещи, которые позволяют легко и непринужденно поглощать бесчисленные дополнительные калории. Нужные нам на сутки 2000 килокалорий мы можем за один присест употребить в ближайшей забегаловке за углом. Для этого не требуется ни охоты и собирательства, ни вспашки поля, ни жатвы. Больше того, нам даже не надо больше готовить, по крайней мере самим: технологически развитая цивилизация позволяет аутсорсинг – это касается даже наших умственных способностей (если вам это надо).

Наша работа о человеческом мозге[250] была опубликована в двухсотую годовщину со дня рождения Чарльза Дарвина и в сто пятидесятую годовщину выхода в свет его книги «О происхождении видов» (1859). Общаясь с широкой аудиторией, я всегда демонстрирую изображение гипотетического существа размером с синего кита с огромным, построенным, как у грызуна, мозгом массой 36 кг, содержащим наши 86 миллиардов нейронов – согласно правилам формирования мозга у животных, не принадлежащих отряду приматов. Потом я демонстрирую изображение типичного примата, мозг которого содержит те же 86 миллиардов нейронов, но согласно открытым нами правилам нейронного шкалирования, это животное массой около 66 кг, обладающее мозгом массой 1240 г. В роли этого существа выступает сам Чарльз Дарвин, собственной персоной, с «прозрачным» черепом, под крышкой которого виден мозг. «Итак, Дарвин был приматом, – торжественно объявляю я, – как и я и как все здесь присутствующие». К моему удивлению и, признаюсь, к некоторому разочарованию, я всегда вижу в ответ улыбающиеся лица и согласно кивающих людей.

Как биолог, я считаю для себя высокой честью посмертно представить Дарвину доказательство того, что, как он сам утверждал, мы были сотворены по образу и подобию других приматов (мне хочется думать, что он был бы доволен нашим открытием). Когда мое разочарование улетучивается (я подсознательно ожидаю протестов, недоверия, скепсиса!), я испытываю облегчение, видя, как легко относятся люди двадцать первого века к тому, что их называют приматами. Мы прошли долгий путь после Дарвина, благодаря, в большой степени, его работам, которые проложили путь к лучшему пониманию нашего места на Земле. Да, мы – вид, набравший больше всех нейронов в коре мозга, что и сделало нас уникальными среди всех живых существ. Но мы стали такими благодаря случайности, которая дала в руки нашим предкам технологию, оказавшуюся достаточной для увеличения количества доступной еды и ее предварительной обработки, а это позволило преодолеть энергетическое ограничение, которое до сих пор испытывают другие животные Земли. Мы перепрыгнули через этот энергетический барьер и изобрели управляемые человеком машины, автоматические машины и даже машины, способные заменить нас самих, по крайней мере отчасти, в том, что касается наших когнитивных способностей. Но от этого мы никогда не переставали быть приматами.