Он увидел двух женщин — одну полуголую, с длинными белокурыми волосами, стоявшую перед огромным, залитым кровью зеркалом. И вторую — тоже обнаженную до пояса, полулежавшую в кресле, с темными ранами на связанных резиновым жгутом руках. И эта вторая была — Катя.
Мозг Жерома не успел проанализировать увиденное. А может быть, просто не захотел — в зале творилось что-то чудовищное, слишком невероятное, чтобы рассудок мог это воспринять. Реальность, которую он видел, была упрощена до голых функций, с нее было содрано все лишнее. Катя была связана и ранена, женщина перед зеркалом была палачом и врагом.
Указательный палец Жерома сам нажал на спусковой крючок.
За мгновение до того, как он выстрелил, Мария фон Белов сжала в руке морского конька.
Жером почувствовал страшную боль в правой руке и выронил пистолет. Точнее, то, что от него осталось — расплавленный, искореженный кусок металла. Полуголая женщина у странно мерцающего зеркала медленно раздвинула губы в открывающей острые зубы улыбке. Подняла руку.
Мозг опять отключился — теперь Жером двигался на одних рефлексах. Что бы там ни было у нее в руке, ему нужно было не попасть под удар этого оружия.
Он прыгнул в сторону, врезался в нагромождение каких-то стульев, упал на колени. Ящерицей проскользнул за массивным старинным шкафом. Раздался громкий треск — шкаф раскололся надвое, будто разрубленный невидимым топором.
На счастье Жерома, в зале было слишком много мебели. У него за спиной разлетались вдребезги мраморные столешницы, звонко лопались деревянные ребра козеток, рассыпались в щепки комоды. Но сам он каждый раз оставался невредим и подбирался все ближе и ближе к огромному, темному от крови зеркалу.
Потом наступила тишина. Жером осторожно выглянул из-за края исполинского гардероба и увидел белокурую тварь совсем рядом. Она настороженно обводила взглядом зал, который заволокло пылью, словно поле боя — клубами порохового дыма. Сейчас Жером находился у нее за спиной. Один прыжок — и он повалит ее на пол, вырвет у нее ту штуку, которой она расплавила его пистолет и переломала мебель. С такой штукой можно будет попробовать прорваться, сказал себе Жером и прыгнул.
Мария фон Белов развернулась, выбросив вперед правую руку. Невидимый луч задел его по касательной — Жерому показалось, что плечо его расплющили огромным кузнечным молотом — и продолжил свое движение, коснувшись вымазанного кровью зеркала.
Стекло взорвалось с оглушительным звоном. Жерома швырнуло на пол, на него посыпались темные от крови осколки.
— Шайссе, — хрипло проговорила Мария фон Белов. — Я из-за тебя зеркало потеряла!
Жером попытался вскочить, но правую ногу пронзила острая боль. Кость сломалась, как спичка — острый конец ее проткнул ткань брюк.
— Не дергайся, — велела фон Белов. — Я не хочу убивать тебя быстро.
Катя не понимала, что происходит. Жером почему-то не сумел выстрелить в фон Белов, потом та стала размахивать руками, и в зале начала взрываться и разваливаться на куски мебель. Потом разлетелось зеркало, в котором шевелилась какая-то прозрачная фигура…
Катя зажмурилась, когда на нее посыпались осколки. Один крупный осколок глубоко вонзился в подлокотник кресла — сантиметров на десять правее, и он рассек бы ей шейную артерию.
Жером лежал на полу, а Мария фон Белов, бочком, как гиена, приближалась к нему, сжимая в руке какой-то предмет. Когда она взмахивала рукой, Жером дергался и вскрикивал от боли.
«Тварь, — подумала Катя, — мерзкая, отвратительная тварь! Если бы я умела убивать взглядом, ты уже давно превратилась бы в труп!»
Но взглядом она убивать не умела. Довольно и того, что ей удалось исцелить себя после нанесенных Марией фон Белов ран.
Взгляд ее упал на воткнувшийся в кресло осколок. Он был очень острым и засел в деревянном подлокотнике прочно.
Катя вытянула руки и попыталась перерезать свои путы краем осколка. С третьей попытки это удалось — туго затянутый резиновый жгут лопнул с довольно громким хлопком. Но стоявшая к ней спиной Мария фон Белов даже не обернулась, увлеченная расправой над Жеромом. Возможно, про себя она уже считала Катю мертвой.
Жгут, стягивавший ноги, Катя просто развязала. Мышцы сильно затекли, и ей пришлось потратить еще минуту, разминая их пальцами.
Она с трудом поднялась с кресла, стараясь производить как можно меньше шума. Не обращая внимания на порезы, вытащила осколок из деревянного подлокотника. На подламывающихся ногах сделала несколько шагов по направлению к Марии фон Белов.
— Сначала я сломаю тебе руки, — говорила Мария фон Белов, наклонившись над Жеромом. — Потом переломаю ребра. Потом возьмусь за позвоночник. Ты будешь умирать долго, ублюдок. Или ты скажешь мне, кто ты и зачем тебе понадобились предметы.
В этот момент Жером увидел за ее спиной Катю, и в глазах его сверкнули хорошо знакомые ей огоньки.
Он длинно, со вкусом выругался — этого ругательства Катя не знала, но, видно, оно означало что-то очень нехорошее, потому что Мария вздрогнула, как от удара и занесла руку с зажатым в ней морским коньком.
Катя увидела, как лицо Жерома исказила гримаса боли. Рука у него вдруг дернулась, как у сорвавшейся с ниточки марионетки, и выскочила из плечевого сустава.
Жером закричал — громко, давая Кате возможность подойти совсем близко.
— Ауфидерзеен, сука! — сказала Катя, замахиваясь.
Адъютант Гитлера успела обернуться. Но больше она не успела сделать ничего.
Тяжелый осколок зеркала вонзился в красивое холеное лицо Марии фон Белов и раскроил его надвое.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…