Архивариус неожиданно впился глазами в беллегерца.
– Больше чего бы то ни было, принц, генерал Форгайл жаждет получить ту книгу, которую я дал вам. Ему нужен «Трактат о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами» Силана Эстервольта. Я сам спрятал этот том между «Казнями» Гексина Марроу, чтобы он не смог найти его.
Принц Бифальт удивленно вытаращил глаза.
– Зачем? – У него было гораздо больше вопросов, чем он мог бы задать. Он выбрал самый простой: – Зачем ему столько знаний? Они не нужны ему. У Амики достаточно людей, чтобы разбить нас. Наши винтовки не выстоят против магии. Их слишком мало, чтобы противостоять армии. Ему не нужно…
– Ему нужно, – заверил заклинатель. И тут же поправился: – Он считает, что ему нужно. У его народа нет секрета изготовления ружей. У них ничего не вышло. Генерал считает, что им нужна какая-то защита против беллегерских ружей.
– Но почему? – повторил принц. Мысли его слишком перепутались, чтобы он был способен задать хоть какой-нибудь другой вопрос.
Магистр Марроу вздохнул:
– Вот это и есть ваше заблуждение. Правду за правду, принц. Амика не лишала вас магии. Ни один амиканец и в глаза не видел «Седьмой Казни». И уж точно не генерал Форгайл. Амика сама была лишена магии. Как и Беллегер, Амика не может использовать ни одну из Казней. Это наших рук дело. Это мы лишили магии оба королевства. Амика невиновна в вашей утрате.
«Мы»?.. Мир вновь поплыл у принца перед глазами. Даже каменный пол, казалось, поехал у него под ногами. Это уже было похоже на угрозу. Потеряв от потрясения самообладание, он запротестовал:
– Вы лжете!
Архивариус пожал плечами.
– Когда у меня есть причины лгать, я лгу не сомневаясь. – Если он и занял оборонительную позицию, то не показывал этого. – Но раз уж мы решили испытывать друг друга, ложь не служит моим целям. Вот эта книга. – Он взял том из ближней стопки. – Она не покидала моего кабинета.
Заклинатель держал книгу так, что принц видел ее обложку. Буквы были отчетливо вытеснены на переплете.
Гексин Марроу.
«Седьмая Казнь».
Вот она – цель, ради которой принц Бифальт претерпел все, что выпало на его долю, потерял многих своих людей, вынужден был терпеть страдание своего народа.
Так вот он, тот секрет, которым дразнил его Слэк перед своей смертью. Слэк знал, что в Амике нет магии.
Архивариус не отдал ему книги.
Пока принц Бифальт стоял разинув рот, в смятении, а внутри него рос гнев, Сирджан Марроу продолжал:
– Амика уже некоторое время осознавала, что потери Беллегера не меньше ее собственных. Амика проницательнее вас. Их шпионы искуснее ваших. – По мере того как заклинатель говорил, голос его становился все более строгим. – Но амиканцы понимали также, что и злоба ваша никак не меньше их собственной. Если бы это было не так, они уже давно захватили бы вас. А теперь у вас появились ружья. Вот почему генерал Форгайл разыскивает «Трактат» Эстервольта. Он верит, и не без причины, что люди – это еще не все. Его народ страдает так же, как и ваш. Не меньше воинов расстались с жизнью. Не меньше и голодающих детей. Вы воображаете себе, что вы слабее своего врага. Они думают обратное, и у них больше на это причин. У них нет винтовок. Они подозревают, что вы не можете изготовить еще, но они не знают, сколько у вас уже готово для того, чтобы уничтожить их.
Заклинатель сделал небольшую паузу, чтобы следующие его слова прозвучали более значимо:
– Без пушек Амика не сможет противостоять Беллегеру. Теперь это знание принадлежит вам. Вы хотите уничтожить своих врагов? У вас есть для этого средства.
Принц Бифальт едва слышал заклинателя. Потрясение его было огромным: ярость делала его глухим.
– Это вы! С самого начала вы были нашим настоящим врагом. Вы ответственны за нашу слабость. – Кровь бурлила в его венах. – Зачем?
Он хотел спросить: «Как вы посмели? Откуда в вас столько высокомерия?»
– Я бы предпочел считать, – ответил магистр, – что цель наша очевидна.
– Она не очевидна. Она не правильна!
Теперь была очередь удивляться магистру Марроу. Он приподнял одну бровь.
– Как так?
Принц Бифальт собрался. Если он не мог осадить старика или просто пристрелить его, он мог обрушить на него свою честную ненависть.
– Вы называете правильным положением вещей, когда у одного есть дар, а у другого нет? Когда один может без опаски убить другого? То, что вы решаете жить или умереть людям, с которыми даже никогда и не встречались? Неужто по случаю рождения вы обладаете добродетелью?
Магистр снова пожал плечами.
– Да это ни правильно, ни неправильно. Это просто факт. Мир не изменится сам по себе для того только, чтобы удовлетворить вашу страсть к справедливости.
– И все же, – продолжал бушевать принц. – вы называете правильным вмешиваться в судьбы королевств – выбирать, кто из них останется, а кто погибнет, – для того чтобы в мире царила ваша воля. Это вы-то, а ведь вы – всего лишь человек, обладающий таким талантом, которого другие лишены.
«Человек только тогда полностью человек…»
– Правда на моей стороне, – возразил серьезным тоном архивариус, – потому, что сила на моей стороне.
Но затем тон его смягчился.
– Вы не хотите понимать. Вами все еще управляют заблуждения. Я вижу, что просто обязан поведать вам ту правду, которую вы не принимаете.
Моя сила – это магия. Власть моя простирается на магию – и, следовательно, на тех, у кого есть дар к магии. Он она не господствует над желаниями. Даже над желаниями тех, чей дар я сам уменьшил или увеличил. Я не могу сделать выбор за них. Я не могу сделать выбор за вас. Я могу только подтолкнуть вас к той альтернативе, которая выгодна мне. Ваш разум – как и любой другой разум – закрыт для меня. Я не могу ни читать его, ни изменить его. Я не могу навязывать вам принятие того или иного выбора, если вы сами отвергаете его.
«…когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».
Похоже, магистр Марроу был на этот раз честен. По крайней мере, его слова звучали правдиво. Конечно же, принц мог выбрать одинокую смерть в пустыне. Но это был единственный выбор, который ему позволили. Служи нам или умри.
Возмущение принца не позволяло ему задерживаться на софистике заклинателя.
– И это ваша правда? Этого недостаточно. Она не извиняет вас. Вы сказали, что я могу выбирать, но вы не сказали, какого выбора вы хотите от меня. Эту правду вы держите при себе.
Чего может стоить ему отказ помимо смерти? Что сможет дать ему его согласие помимо рабства?
