Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
– А как он успел сообщить, у него ж телефон отобрали.
– Думаю, охранник его. Все так быстро получилось. Я въезжаю к ним во двор, а там уже пресса, камеры. В общем, обосрались мы с тобой, старичок, по полной. Теперь нужно думать, как вылезать.
– Да куда тут вылезешь, – закуриваю я, – такое впечатление, будто затянул нас мутный поток. И только, казалось, вынырнул, – сразу тебе бейсбольной битой по башке. Я б свалил из города, настолько тошно. Вот с твоими ментами разрулим, и, пожалуй, свалю. Давай им «Ягуар» мой отдадим. Он тысяч на тридцать-сорок грина еще потянет.
– Да что ты! – машет Макс рукой. – Они со мной даже разговаривать не хотят. Я, было, предложил компенсировать моральный ущерб. А они в ответ… Короче, проехали.
– Слушай, а камеры в «Мариотте»? Должна же быть запись?
– И кто нам с тобой ее даст? Мы же не менты.
– А твои… – осекаюсь я. – Может, есть знакомые там? Мы же пол-Москвы знаем. Давай как-то на службу безопасности гостиницы выйдем.
– Давай, – Макс тяжело вздыхает, – только как?
– Прости меня, – кладу я руку ему на плечо, – за то, что втянул в эту историю.
– Ты меня в нее двадцать три года назад втянул, – пытается отшучиваться он, а в глазах полнейшая безнадега.
– Это было очень давно и неправда, – вполголоса замечаю я.
– Про очень давно, – достает Макс сигарету. – Помнишь нашу встречу с Гошей? Он еще про конкурс двойников рассказывал?
– Помню, и чего?
– Того. Я ж за эту историю сразу зацепился. Встретился с ним еще раз позавчера, спросил, где этого двойника найти. Он в отказ: естественно, как можно в десятимиллионном городе найти человека?
– Мы с тобой его уже, кажется, нашли.
– Практически. Оказалось, что за победу в конкурсе был суперприз: оплата интернета на год.
– Тоже мне, зацепка!
– То, что ты мозги не включаешь, меня давно не удивляет. А я вот включил. Заехал в этот «Суриков-холл» и узнал, что приз, натурально, выдан. Оплата произведена провайдеру за Малофеева Игоря Ивановича, проживающего по конкретному адресу.
– А вдруг это не он? Или он, но квартиру снимал, а сейчас, как ты понимаешь, жить ему там без надобности. Пока он в КПЗ, а потом обратно ко мне переедет.
– Вов, ты странный парень, – раздраженно говорит Макс, – такое впечатление, что у нас пять вариантов, как прищучить этого козла, и мы выбираем самый простой и с гарантированным результатом. Простой мы уже отработали, результат ты знаешь. У нас на него теперь вообще ничего нет! Зато у него на нас… Ты же понимаешь, когда он выйдет, начнется конкретная игра на выживание. «Останется только один», как в кино про «Горца» говорили. Перспективы одна хуже другой, короче говоря.
– Почему же? Вон издатель сообщает о допечатках, – разворачиваю я газету, кладу перед Максом. – У меня, в связи с арестом, выросли тиражи.
– Это у него они выросли, придурок.
– Макс, сказать тебе страшную вещь? – раскладываю газету на спинке лавочки, сажусь на нее.
– Валяй.
– Я практически смирился. Нам его не достать. И я думаю, что все развивается согласно твоей теории. Это мне кармическая обратка прилетела за то, что камень на своем ментальном перекрестке многажды обоссал.
– Нет, старичок, прилетит тебе, если ты свой перекресток сейчас этому козлу сдашь. В общем, ты как знаешь, а я эту квартиру проверю. Не он – так не он. Хуже не будет. Во всяком случае, это быстрее, чем на службу безопасности «Мариотта» выходы искать.
– Проверь, – вздыхаю, – а я проверю квартиру его… то есть свою…
Дома
Первое, что говорит о квартире, это запах ее хозяев. То, что дает тебе ощущение дома. Стариковские квартиры пахнут краской больничных стен, квартиры менеджерья – картоном икеевских коробок, квартиры молодых семей – подгузниками и детским кремом. Еще есть запахи животных, табака, духов, псевдоиндийских благовоний и так далее. Ни одна московская квартира не пахнет сексом, наркотиками и рок-н-роллом, даже у «селебритиз». Потому что более-менее в городе только с сексом. Да и то не у всех.
Эта квартира перестала пахнуть домом. Вместо нейтрально-гостиничного ее запах стал запахом склада. «От него пахнет чуланом и пылью», – как четко описала это моя дочь. Запах изменил всё. Сама молекулярная основа моего пространства была разрушена.
Осторожно, словно переступая через невидимые проводки, каждый из которых подключен к бомбе, обхожу квартиру.
Из платяного шкафа в спальне были вытащены все мои вещи и аккуратно разложены на кровати. Отдельно лежали его вещи: две рубашки, джинсы и целлофановый пакет с носками.
Полки в кабинете зияли девственной пустотой, а книги и диски с музыкой или кино аккуратными стопками были разложены на полу гостиной, сгруппированные по какому-то странному принципу. Например, в одной лежали Берроуз, Тимоти Лири, Пелевин и диск с фильмом «На игле», вероятно исходя из того, что авторы этих произведений описывали наркотики. В то время как Эми Уайнхаус лежала вместе с фильмографией Джеймса Дина, Есениным и диском Joy Division – и тут уж было не понять, имеет сортировщик в виду поэтов или алкоголиков (Джеймс Дин не писал стихов, а Йен Кертис не был алкоголиком). Все это напоминало результаты тестов, о которых я читал, знакомясь с различными психическими расстройствами.
Когда больному давали картинку с подписанными изображениями самолета, ракеты, паровоза и шмеля, предлагая исключить лишнее, он выбирал не шмеля как единственный живой организм, а паровоз, объясняя это тем, что все остальное летает…
Повсюду в квартире стояли свечи, которые я ненавидел. Ароматические, декоративные и хозяйственные, из тех, что используют, когда дома гаснет свет. Вкупе с тем, что спал он не в спальне, а тут же, на диване, можно было бы предположить, что Двойник избегал контактов с местами «скопления чужой энергетики», «очищал пространство» или «ставил защиту», или что там делают долбаные сектанты, заботящиеся о чистоте кармы и энергетических полей.
Основным жизненным пространством был кухонный стол, устланный листочками из моих распотрошенных блокнотов-черновиков. На листочках стояли несколько немытых чашек, две доверху набитые окурками пепельницы, мой компьютер и фотография в рамке.
В компьютере не появилось ничего интересного, кроме новой рукописи Двойника и записей пары его эфиров. На некоторых листах с моими старыми записями имелись пометки, сделанные красной ручкой, но разбираться в них, честно говоря, не хотелось. Там же, на столе, в стороне от остального бардака лежали сложенные вдвое грязноватые листы формата А4, которые долго носили с собой. Это были распечатки из почтового ящика, с оторванными частями, на которых, видимо, были адреса отправителя и получателя. Всего четыре листа, с текстом, набранным заглавными буквами.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
