Stupid me, to believe I could depend on stupid you. And on the tip of my tongue, Were words that always came out wrong. Cause they were drowned in Southern Comfort, Left to dry-out in the sun, The noon-day sun[13].
Снег на солнце слепил глаза, но все было правильно. Я удалялся от того, что было. Не зная направления, все равно можно куда-то прийти.
И я иду сейчас под Kings of Medicine.
Не знаю.
Я просто иду. Моя жизнь наконец-то началась.
16
— Никогда не понимал, почему некоторые парни носят носки с сандалиями, — заявил Дэн, задумчиво глядя на прохожих.
Мы сидели на каменном заборе у речки, глядя, как люди спешат куда-то по своим делам. Небо переливалось всеми оттенками голубого, а тяжелые кроны деревьев покачивались в такт ветру. Был июнь.
Дэн, как всегда, комментировал все, что видел.
— Ну да, выглядит странно, — признал я.
— Это же нелогично.
Сам он никогда не мешал одно с другим. Сейчас на нем были новенькие кроссовки, которыми он время от времени любовался с самодовольным видом. Я лениво потягивал колу, нагревшуюся на солнце и ставшую теплой и противной.
— Ну ладно, — великодушно добавил Дэн, — я не модный диктатор. Пусть ходят.
Пару дней назад мы сдали выпускные экзамены, и со школой было покончено. Впереди, правда, был еще торжественный вечер, но я собирался его проигнорировать. Дэн — как ни странно, тоже. Но на то были веские причины.
— И не жалеешь, что придется повременить с учебой в университете? — поинтересовался я.
— Не-а, — помотал он головой. — Если честно… я думаю, что если попрет… я не пойду дальше учиться. Кому вообще нужны эти универы? Из меня получится более полезный легкоатлет, чем менеджер.
Он выиграл состязания по бегу, его приняли в сборную страны, и он скоро уезжает на какие-то соревнования в Канаду.
— Но ты учись, учись.
— Спасибо за напутствие.
— Жалко, конечно, что ты теперь в другом городе. Сложнее будет состыковаться, когда приеду.
Над головой раздался отдаленный гул, и мы одновременно посмотрели на небо. Там пролетал самолет.
— Получается… мы оба сваливаем.
— Получается так. И тебя ждут слава, девушки и большой спорт.
— Ну да, а тебя ждет вся эта студенческая жизнь. Бухай с умом, на рожон не лезь — мой тебе наказ.
— Спасибо. Думаю, будет поинтереснее школы, — заметил я, не скрывая довольной ухмылки.
— И еще художество твое, елки-палки! Ты, блин, киндер-сюрприз какой-то.
В конце августа я отправлялся на неделю в Берлин, чтобы поприсутствовать на открытии благотворительной выставки, куда утащили «Антипространство». Может, я никогда не стану мировым художником или даже рядовым дизайнером. Но маленький вклад во что-то большое мне удалось внести. Картина будет путешествовать по миру, а с ней — в каком-то смысле и я.
Мы посмеялись, затем снова замолчали. Был тот момент, когда с лучшими друзьями не о чем говорить, но это нисколько не напрягает.
— А что твоя Элена?
— Не знаю. Я не видел ее с зимы.
— Скучаешь по ней?
— Иногда, — честно ответил я. — Хотя по таким людям будешь скучать всегда. Но так лучше.
Дэн покивал, болтая ногами. Я смотрел куда-то вверх, в просвет меж деревьями.
— Как думаешь, что нас ждет? — вдруг спросил он, посмотрев на меня с косой ухмылкой.
— Не знаю… Но, наверное, впереди какие-то интересные времена. Иногда мне хочется заглянуть в будущее, чтобы убедиться, что там все хорошо. И если мы пережили подростковый возраст, то все остальное тоже переживем.
— Мне иногда бывает страшно, — вдруг честно заявил Дэн, задумчиво уставившись в одну точку, — что… может, я не справлюсь, что обстоятельства окажутся злее, чем я сам. Ну, ты понял.
