Снова пауза.
– Э-э-э… Они используют слишком сложные слова и строят чересчур длинные фразы? – неуверенно предположил мистер Кэмпион.
– Нет, не особенно. – Льюка его идея нисколько не обидела. Он только еще больше погрустнел. – Их трое, – добавил он. – Это все, что мне понятно. Двое умерли, трое еще живы. Мистер Лоренс Палиноуд, мисс Эвадна Палиноуд и младшая – мисс Джессика Палиноуд. Это она принимает подачки в сквере. Никто из них не имеет денег, достойных упоминания, и одному богу известно, зачем кому-то понадобилось их убивать. Но они вовсе не чокнутые, как некоторые считают. Я сам тоже сделал подобную ошибку. Хотя здесь никакие описания не помогут, сэр. Вы должны сами познакомиться с ними. Когда вы собираетесь поселиться там?
– Немедленно. Я даже чемодан с вещами прихватил с собой.
Дивизионный инспектор усмехнулся, однако отреагировал серьезно:
– Для меня это хорошая новость. У дверей дежурит наш человек, но он знает вас в лицо. Его фамилия Коркердейл. Простите, что не смог рассказать вам подробнее об этих людях, мистер Кэмпион, но они старомодные и неординарные. Мне самому не по душе такое определение, но оно, увы, соответствует действительности. – Он склонился над стаканом и похлопал себя по животу. – Уже дошел до той стадии, когда стоит мне подумать о них, как дурнота подкатывает к горлу. Я пришлю вам копию отчета эксперта-криминалиста, как только получу его.
Мистер Кэмпион допил пиво и взялся за чемодан. Неожиданно ему в голову пришла мысль поинтересоваться кое-чем еще.
– Кстати, а что это за девушка? – спросил он. – Совсем юная, темноволосая. Вот только лица ее я толком не разглядел.
– Это Клития Уайт, – бесстрастно ответил Льюк. – Она приходится им племянницей. Когда-то Палиноудов было шестеро. Одна из них вышла замуж за врача, который увез ее в Гонконг. По пути туда их судно пошло ко дну, но они оба чудом остались в живых, а младенец – эта девочка – появился на свет, когда его мамочка еще не успела даже обсохнуть от морской воды. Отсюда и имя[5]. Не спрашивайте меня о деталях. Я ничего не понял, но они мне так и сказали: «Отсюда и имя».
– Ясно. Она тоже живет у Рене?
– Да. Родители отправили ее обратно в Англию, в чем ей очень повезло, поскольку их позднее убили. Она была совсем еще крошкой в то время. Сейчас ей восемнадцать с половиной лет. Работает секретарем в редакции «Литературного еженедельника». Облизывает марки и отправляет по почте рецензии. Но как только научится печатать на машинке, начнет сочинять сама.
– А кто тот паренек, который был с ней?
– Юнец с мотоциклом? – Вопрос прозвучал так неожиданно резко, что мистер Кэмпион невольно вздрогнул.
– Мотоцикла я не заметил. Они вдвоем появлялись в том сквере. – Конец фразы он скомкал, потому что все еще моложавое лицо Чарли Льюка мгновенно помрачнело, веки сомкнулись над только что ясно сиявшими глазами.
– Жалкий щенок и бродячий котенок – вот кто они, – злобно процедил он, а потом вдруг вскинул взгляд, рассмеялся над самим собой с обезоруживающей искренностью и добавил: – Но она милый маленький котеночек. Просто у нее еще глазки не открылись.
Глава IV. «Следует быть острожным»
Кэмпион тихо подошел к лестнице, откуда сквозь чисто вымытые окна уже смог заглянуть, казалось, в самое сердце и душу пансиона «Портминстер».
Он сразу увидел Рене, почти не изменившуюся с тех пор, как он впервые встретился с ней почти десять лет назад. Она стояла к нему в профиль, опершись на обеденный стол и разговаривая с кем-то. Возраст мисс Роупер все еще мог попадать в категорию «под шестьдесят», хотя она наверняка была лет на восемь или девять старше. Миниатюрная фигурка оставалась столь же компактной, пусть с виду не столь гибкой, как в те дни, когда она лихо отплясывала в туфлях на высоких каблуках на провинциальных подмостках, а ее волосы сохранили восхитительный оттенок натуральной шатенки, пусть ныне в подлинность цвета верилось с трудом.
На ней был костюм для приема гостей – пестрая шелковая блузка, аккуратно заправленная в опрятную черную юбку, не слишком короткую. Она заслышала появление Кэмпиона еще на полпути к дому, когда тот шел мимо расставленных наподобие мин молочных бутылок. Но он все равно успел разглядеть сквозь окно ее лицо с чуть вздернутым кончиком носа и с глазами навыкате, прежде чем она поспешила к двери и приоткрыла ее.
– Кто там? – вопрос прозвучал мелодично, словно вступление к песне. – Ах, это ты, мой птенчик! – Мисс Роупер отбросила песенную интонацию, но все равно ощущала себя в вечных лучах рампы. – Заходи. Заходи же скорее. Как это мило с твоей стороны. Я ценю любезность и никогда сама не забываю о ней. Как поживает твоя матушка? Надеюсь, у нее все хорошо?
– Ровно настолько, насколько это возможно. – Мистер Кэмпион, осиротевший более десяти лет назад, вышел из положения с неожиданной для самого себя находчивостью.
– Понимаю. Что ж, не станем жаловаться на судьбу. – Она потрепала его по плечу и снова повернулась в сторону комнаты.
Это была типичная полуподвальная кухня старого типа с выложенным каменной плиткой полом, где переплелось множество труб, а в самых неожиданных местах располагались ниши и неясного назначения альковы. Помещение слегка оживляли сотни театральных фотографий и афиш разных периодов, занимавшие значительную часть стен, и яркие, хотя и сильно потертые коврики, расстеленные поверх соломенных циновок.
– Карри, – продолжила мисс Роупер, не в силах сделать свою приветливость менее фальшивой. – По-моему, ты еще не знаком с моим племянником Альбертом. С тем самым, из Бьюри. Представитель более благородной ветви нашего семейства, дорогой мой. Он юрист и очень кстати в столь сложные для нас времена. Его мама написала, что он готов помочь мне, если я того пожелаю, и я ответила ей телеграммой. Тебя ни о чем не предупреждала. Боялась, вдруг он так и не приедет!
Она лгала, как и положено старой актрисе, а ее смех поистине ласкал слух. Над этой способностью говорить неправду легко и свободно, врать от всего сердца время было не властно.
Мистер Кэмпион поцеловал ее.
– Очень рад побывать у тебя, милая тетушка, – сказал он, а она по-девичьи зарделась.
Мужчина в пуловере сливового цвета, поедавший хлеб, сыр и маринованные огурцы, заведя ступни за металлические ножки стула, приподнялся и склонился через стол.
– Приятно с вами познакомиться, – произнес он, протягивая руку с тщательно ухоженными ногтями.
Вид ногтей несколько сбивал с толку, как и проблеск золота в его улыбке и шапка сухих, но прежде, видимо, густых светлых волос, начавших заметно редеть, а потому уложенных мудреными каскадами на голове. Впрочем, его обильно покрытое морщинами лицо казалось добрым, а в несколько второсортную мужскую красоту давно и надежно врезалось выражение лица человека здравомыслящего. Рубашка в розовую и коричневую полоску, видневшаяся в глубоком вырезе пуловера, была ловко заштопана по краям воротничка.
