Книга С бомбой в постели - Михаил Любимов

— Учитесь у английских легавых. Знаете, чем они отличаются от континентальных? Основательностью. Не апортируют, не работают по следу, да и злобы у них не так много. Но зато они работают тщательно: выслеживают дичь и делают стойку, ожидая охотника. У них потрясающее чутье и громадная выдержка.

Несмотря на крохоборство агента, Смизерс остался им доволен: умело завязал контакт с Хватами, на лету собрал компроматы, поставив технику, проявил исполнительность и смекалку.

Ужин в честь Хватов Иссам закатил на корабле, курсирующем по грязноватому Нилу.

Сквозь густую темноту прорывались мигания маяков, огни суматошно плясали, растягиваясь на километры. Вода мелко плескалась о борт, дул свежий ветер, и хотелось вечно стоять на палубе, всматриваясь в темноту, словно ожидая неожиданного знака судьбы.

Спустились в ресторан, столик был подобран наилучший, рядом с окном, арабских закусок было великое множество, козырной картой выпало быть бараньему шашлыку, таявшему во рту леденцом.

Мужчинам предложили кальян, и оба принялись за дело, напоминая джазистов, лениво дующих в трубы.

Хваты стойко выдерживали водопад комплиментов Иссама вместе с обвинениями в адрес американцев, англичан и прочих, разлагающих целые нации. Нет, Россия лежит на стыке Европы и Азии, она соединила в своем сердце христианство и ислам, и поэтому сердце ее переполнено любовью. Россия — это надежда бывших колоний, которые и сейчас грабят до нитки, Россия — благородна и всегда остается другом.

— Друзья мои! Великая честь выпала мне, великое счастье! В знак моих братских чувств позвольте, милая Нина, отблагодарить вас за приход на этот скромный ужин.

Иссам достал из пакета серебряного скарабея, отделанного драгоценными камнями и с такой же серебряной цепочкой, и торжественно повесил его на шею засмущавшейся Нине.

— А это вам, Аркадий. — тут он извлек и развернул папирус. — Это бог бальзамирования, у него собачье лицо и весы в руках. После смерти он кладет сердце человека на одну чашу, а его деяния — на другую. Если сердце перевешивает, то этот бог-хет его съедает и лишает человека бессмертия, ибо даже фараон не может обрести новую жизнь без сердца. Я уверен, дорогой Аркадий, что ваши подвиги всегда перевешивают ваше сердце, и потому вы счастливый и бессмертный человек!

Приятно сознавать себя счастливым и бессмертным, особенно за превосходным шашлыком со вкусом горького дымка и с видом на эстраду, где в пляске святого Витта арабка исполняла танец живота. Хват терпеливо ожидал, когда же наконец Иссам перейдет к просьбам, скорее всего, о посредничестве в контактах с непростой советской торговлей или о покупке какого-нибудь ювелирного чуда, или — самое ужасное! — целой партии парфюмерных масел, дабы разводить их всю жизнь дистиллированной водой, заменяя тем самым дорогие герлены, шанели и диоры.

Но просьбы отсутствовали.

Оркестр заливался, живот наконец отпрыгался и уступил место аргентинскому танго. Тут двинул свои батальоны и Иссам, следуя инструкциям мистера Дэвида Смизерса. Танцевал он осторожно, боясь, не дай бог, коснуться Нины на глазах ее супруга, вел себя чрезвычайно корректно, мысленно напрягая мышцы, — где-то вычитал, что таким образом создается поле из обольщающих флюидов.

Дэвид Смизерс наслаждался солнечным Лондоном — нечастое и упоительное зрелище! — и фланировал по Сент Джеймс-парку, куда прибыл за час до аудиенции у шефа, сидевшего в отделе исследований на Даунинг-стрит. Суетливые туристы, как обычно, завороженно смотрели на королевских конногвардейцев, увековечивая их на фото и видео, худой негритянский юноша старательно обстригал машиной лауны, на которых взрастилась Британская империя, бородатый бомж на скамейке смачно жевал гамбургер, выпуская изо рта ярко-красный кетчуп, ничего не менялось, все было как всегда.

Сэр Хамфри Браун сидел за столом, заваленным бумагами, однако взор его был отвлечен от государственных дел и устремлен в нижний ящик стола, где лежал последний номер «Пентхауса» с весьма выразительными фотографиями. Сэр Хамфри был человеком жизнелюбивым и считал, что любовь составляет единственный смысл человеческой жизни, философские рассуждения на этот счет он категорически отметал и сводил это высокое слово к нормальным половым отношениям, гомо-или гетеросексуальным. «Пентхаус» отставал от жизни и не разнообразил сюжеты, все одно и то же, назойливо и угнетающе невыразительно, слава богу, под «Пентхаусом» таился более смелый порножурнальчик, там радовали глаз приключения онанирующей девицы на лошади и несколько монашек в белых шляпах, в компанию которых залетел со спущенными штанами здоровенный солдат.

Раздался гудок селектора, секретарша (старая ведьма, которую он опасался уволить из-за ее склочного характера) доложила о прибытии Дэвида Смизерса, это было скучнее, чем игры монашек, и сэр Хамфри с грустью задвинул ящик и встал, придав своему лицу выражение служебной озабоченности.

— Что там стряслось, Дэвид? Почему вы настаивали на командировке в Лондон? Неужели мы не могли обсудить все дело с помощью шифровальной связи? — говорил он мягко и без раздражения, одной рукой пододвигая Смизерса к кожаному дивану, рядом с которым на низком столике старая карга уже сервировала кофе.

Недолго думая, Дэвид вынул пакет с фотографиями и положил их перед шефом. Сэр Хамфри небрежно засунул руку в пакет и несколько минут, наморщив лоб, молча рассматривал фото. Смизерс чутко следил за выражением его лица, на нем прочитывалось любопытство, и только. Наивному Дэвиду было невдомек, что в черепной коробке шефа развернулся целый спектакль, куда кроме себя и двух своих нежных подружек он втянул и датского дога, решая одновременно и сложные финансовые вопросы: во сколько обойдется и аренда дога, и согласие его партнерш.

— Кто это? — спросил сэр Хамфри, очнувшись от своих мыслей.

— Это жена военного атташе Хвата и ее кобель Антон. Все получено нашим человеком в каирской контрразведке, который нацелен на разработку этой четы.

Это радикально меняло дело, вообще одно упоминание о русских напрочь выбивало любой романтизм, особенно в компании с кобелем и двумя лесбиянками.

Дело совершенно экстраординарное, сверхсекретное.

— Не надо говорить открытым текстом даже в моем кабинете. Давайте сразу же дадим всем клички. Значит, Антон? Может быть, Чехов? Неплохой псевдоним.

— Уж лучше Антони Иден, — слегка пошутил Дэвид.

— Антоний и Клеопатра. — шеф задумался, он не пропускал ни одного спектакля в Королевском шекспировском, где у него была масса друзей. — Впрочем, псу можно не давать клички, ведь не заводить же на него дело? Хотя. для конспирации это необходимо. Итак, пес — Антоний, она — Клеопатра, а муж пусть будет Цезарем.

Обеспечив полную конспирацию, приступили к делу.

Вся история выходила за обычные рамки, и в любом случае о ней требовалось доложить премьер-министру, дабы продемонстрировать мощь и старательность подведомственной сэру Хамфри службы. Пикантность ситуации заключалась в том, что пост этот занимала женщина с твердым и беспощадным характером. В каких тонах вести разговор, дабы не смутить чувств железной леди?