Роза удивилась:
— Вы ездили в Египет, мисс Горди?
— Нет, дорогая, но я бывала в Греции. Полагаю, что следующее поколение женщин сможет путешествовать по всему миру. — Она посмотрела на джентльменов. — Почему бы Розе не оказаться в их авангарде и не поехать в Египет? Она могла бы написать книгу, которая помогла бы другим женщинам! И почему она должна путешествовать в страхе? Я не могу в это поверить… где бы они ни жили — на другой стороне Земли или на Луне, — какую бы религию ни исповедовали — у большинства людей нет сердца.
Джентльмены обменялись взволнованными взглядами: «Женщины ничего не понимают в этом мире».
Роза и мисс Горди обменялись спокойными взглядами: «Мы можем то, на что, по мнению мужчин, мы не способны. У нас намного больше здравого смысла, чем у них». И снова Роза увидела рядом с собой другую, молодую женщину.
— Но я полагаю, вы правы в том, что Фанни и дети ехать не должны, — твердо добавила мисс Горди, кивнув джентльменам, мысли которых она точно угадала. — Мы не имеем права подвергать опасности детей, даже если сами готовы встретить опасность во всеоружии. Роза, ты должна убедить кузину не делать этого.
— Они уже уехали, — слабым голосом ответила Роза, когда они прибыли на Саут-Молтон-стрит. Мэтти сделала вид, что не замечает их подавленности, и приготовила всем индийского чая, успокаивающего нервы.
Не успели глубоко расстроенные и ежеминутно кашляющие пожилые джентльмены отбыть, как приехал Гораций. Он гремел и ревел в гостиной Розы, размахивая письмом Фанни и говоря о законе.
Роза, не выпуская из рук вязания, попросила его сесть. Но он продолжал ходить из угла в угол, крича и заглядывая в соседние комнаты, словно его семья была где-то там спрятана. Роза с Мэтти переглянулись. Они надеялись, что ему не взбредет в голову заглянуть в шкаф и обнаружить там дорожные сундуки. Мисс Горди, встревоженная криками Горация, поднялась к Розе и осторожно села возле нее на случай, если Розе понадобится защита.
— Это твоя вина! Это ты все это подстроила! — вопил Гораций. — Фанни бы никогда на такое не решилась, не повлияй ты на нее. Сначала ты приехала, а потом она исчезла!
— Гораций, она всего лишь уехала в Индию навестить родителей. Тебя тоже приглашали.
— Это была нелепая затея. Я не могу бросить паству. У меня есть перед ними долг, а у нее есть долг передо мной. — Роза вспомнила слова Фанни: «Но его представление о долге состоит в том, чтобы этот долг совпадал с его желаниями». — Она не смела ехать без моего разрешения! — кричал Гораций. — А я не разрешил. Это все твое влияние! — бесновался он. Таким тоном он привык с кафедры обличать человеческие грехи. — Аморальная кузина!
Мисс Горди тут же встала. Ее белая шляпка качнулась:
— Боюсь, сэр, что не могу позволить вам и далее разговаривать с моей достойной и уважаемой гостьей подобным тоном. Мне придется попросить вас покинуть мой дом, если вы не смените тон!
Мисс Горди держалась более чем строго. Гораций немного стушевался, поскольку с ним уже давно так никто не смел разговаривать. В конце концов, он был приходским священником, с ним всегда обращались с должным уважением.
— Я искренне прошу вашего прощения, мадам, — ответил он, слегка растерявшись и сделав небольшой поклон. — Вы, вероятно, не понимаете ужасного горя, которое постигло меня. Моя жена исчезла и забрала с собой моих любимых детей. Я полагаю, что эта молодая леди повлияла на решение моей жены.
— Правда в том, Гораций, — ответила Роза, не прекращая вышивать бледно-розовые пионы, — что все было наоборот. Фанни повлияла на меня. Она мне помогла прийти в себя после смерти Гарри. Я очень благодарна ей за это.
— Да-да, в этом заключается обязанность жены викария, я мог тоже помочь тебе в этом. — Он говорил нетерпеливо. — Я пойду к адвокату. Я ей не позволю. Я позабочусь об этом.
— Я уверена, что у адвоката все факты на руках. Но она не исчезла, Гораций. Ты видел письмо ее отца, у тебя есть ее собственное письмо, в котором она говорит о своих планах.
— Без моего разрешения! — гремел Гораций. Мэтти принесла еще чая для успокоения нервов. Наконец Гораций ушел к дяде-епископу.
Роза чувствовала, что не сможет покинуть Лондон, пока Гораций не примет определенного решения. Ей все не терпелось уехать, ситуация ее очень раздражала.
Он снова пришел на следующее утро.
— Она действительно уехала в Индию, — воскликнул он голосом, полным отчаяния.
— Но ты знал, что это так, Гораций. Она оставила тебе письмо.
— Адвокат сказал, что это правда. Она против моей воли лишила меня семьи. Я заберу у нее детей. У меня есть планы на Горация. Он вырастет в лоне церкви, как новый Мессия! Я хочу, чтобы в следующем году он пошел в специальную церковную школу. Я смогу поспособствовать этому.
— Возможно, тебе тоже стоит поехать в Индию, — предложила Роза. Он не обратил на ее слова внимания, но оставался у нее достаточно долго, чтобы его пригласили на обед.
— Что я скажу своим прихожанам? Где моя жена, которая следит за всем? Что я скажу?
— Правду, конечно. Что она забрала детей, чтобы они повидались с ее родителями.
— Мои прихожане будут сочувствовать мне, — ответил он.
— Твои прихожане очень любят Фанни. Они увидят, какой ты хороший человек, потому что отпустил их.
— Ни один мужчина не поступил бы так.
Почему он не едет домой? Мисс Горди, Мэтти и Роза никак не могли взять этого в толк. Он все думали о Фанни, которая ждет их на Пон-Неф. «Или пускай тоже отправляется в Индию и наилучшим образом использует создавшееся положение».
На третий день, когда он снова пришел с утра пораньше и остался до обеда, оказалось, что у Горация появилась мысль (которую, без сомнения, ему внушил дядя-епископ), что обязанность Розы состоит в том, чтобы поехать с ним в Уэнтуотер, готовить для него и прибираться в доме. Потому что она все равно ничего не делает, сидя в Лондоне.
Не успела Роза прийти в себя после предложения Горация, как Мэтти ввела в гостиную леди Долли, виконтессу Гокрогер. Короткое платье, подбитый мехом плащ, цветы в волосах. Долли выглядела необычно, частично из-за одежды, частично из-за высокого роста, частично из-за взгляда. Она казалась старше своих лет. Розу удивил изумленный взгляд Горация.
— Долли, это муж моей кузины Фанни, преподобный Гораций Харботтом. Гораций, это виконтесса Гокрогер.
— Ах! — воскликнул Гораций. Титул! Его лицо расплылось в улыбке. — Я счастлив, — сказал он, очень низко поклонившись Долли.
— О, приходский священник с именем героя, как мило, — заметила Долли, сразу же одарив красивого Горация Харботтома, который был даже выше нее, ослепительной улыбкой.
Но каким бы красивым он ни был, Долли проигнорировала его.
— Нам срочно надо поговорить, Роза, — сказала она, добавив, — наедине.
