От переводчика
Книга под таким названием и в таком составе никогда автором, Нобелевским лауреатом Исааком Башевисом Зингером, не выпускалась. В ней собраны мало или совсем неизвестные русскому читателю рассказы, в оригинале опубликованные большей частью в издании Еврейского Иерусалимского университета «Дер шпигл», в израильском журнале «Ди голдэнэ кейт» и в нью-йоркской газете «Форвертс». Предлагаемые здесь переводы печатались в таких периодических изданиях, как тель-авивский журнал «Зеркало», израильский еженедельник «Конец недели», московский «Вестник еврейской советской культуры», «Литературное обозрение», а ранее всего – в журнале «Иностранная литература» в 1989 году, № 4, что явилось первой в СССР публикацией короткой прозы этого автора на русском языке.
В послесловии к публикации («Вознесение над стерней») я тогда писал: «Будучи писателем щедринского, или, как раньше говорили, мизантропического, склада, Зингер не полирует и не героизирует своих персонажей. Свой взгляд на человека и на его судьбу он не находит нужным менять, когда речь заходит о сородичах его – о евреях».
Можно сказать, что о евреях Башевис[177] и пишет-то не «по умыслу», хотя и «зазнамо» – не из идеологической какой или мировоззренческой заданности, но – в унисон с языком, в объеме которого он своеволен как рыба в воде, и в ментальном пространстве типажей и реальных прообразов, быт, устремления и психологию которых он знает в наибольшей мере. Знает обширно и глубоко. Среди них вырос – в смысле самом дословном, так как их повседневно видел и слышал у себя дома, куда те являлись с бедами своими и тяжбами к его отцу, раввину и религиозному судье.
Раввином был и дед писателя, этой семейной традиции остался верен и младший брат Моисей; к этой деятельности готовился и юный Ичелэ-Ицхок-Исаак, который много десятилетий спустя заметит: «Если я не стал раввином, то это не помешало мне верить в Б-га. Я не верю, что Вселенная – случайное образование, некий химический или физический прецедент».
В интервью по случаю присуждения ему Нобелевской премии Зингер внятно высказывается и по поводу «странности» мира его прозы. Интервьюер замечает: «Ваши книги населены демонами и вурдалаками, подстерегающими человека, и никто, кроме вас самого, не понимает, что они говорят. Более сорока лет вы пишете – и это в Соединенных Штатах! – на языке идиш и к тому же о мире, которого сегодня больше нет». «Но этот мир, – отвечает писатель, – всегда жив для меня. Мои персонажи – не святые. Я их не восславляю. Да и вообще, святые не могут быть героями прозы. (…) В своих книгах я пользуюсь еврейским фольклором с его фантастическими персонажами. Я верю, что мы окружены невидимыми силами, непознанными нами. Верю, что в XX веке люди так насытятся технологией, что предпримут ряд разведок внутрь себя и обнаружат там подлинные чудеса».
Л. Б.
