Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
– Довольно мечтать! – сказал кто-то на языке племени Шара.
Миронег подпрыгнул от неожиданности, обернулся. Перед ним стояла Тат. Низ её лица был закрыт шалью цвета сохлой травы. В очах волновалась морская синева.
– Очнись! – сказала женщина. – Нам необходимо сбыть наш товар, а потом быстро сесть на корабль и убраться прочь из этого нечистого места.
Внезапно Миронег съёжился, припомнив нынешнее обличье Демьяна, отыскал взглядом маковку храма, видневшуюся над крепостной стеной, украдкой осенил себя крестным знамением, пробормотал задыхаясь:
– Прости, Господи! Загордился, затщеславился!
* * *
Они расположились на краю торжища, уложили на тёплый песок верблюдов. Уже не раз и не два подкатывался к ним шустрый малый, с чёрными шныряющими глазами и маленькой шапочкой на густых кудрях, тарахтел по-гречески, назвался старшим из сыновей местного набольшего купца Феоктиста – Авиалом. Выспрашивал, высматривал. Буга показал ему шкурки. Кучерявый Авиал цены не дал, но и не отставал. Только убежал за стену на короткое время, а вернулся уж не один, а с целой ватагой товарищей-греков. Миронег поначалу дивился на их сытые пуза, на шёлковые туники да на чудные, вышитые по краям плащи. А они реготали, шлепали пухлыми губами. Миронег же пялился на их гладко выбритые подбородки и нерусские выпуклые лбы. Они лопотали, щупали товар, препирались друг с другом наперебой высмеивая достоинства меха. Миронег быстро запомнил их имена: Базилис – толстый и неуклюжий, Вафусий – женоподобный, с ломким неприятным голосом, Мелентий – смурной и молчаливый, Нарцизас и Онферий – похожие, как две капли воды, оба с жабьими выпученными глазами, Юхимий – лысый и одышливый и старший из всех – Авиал. Миронег с тревогой посматривал на Бугу, а тот сидел себе, как ни в чем не бывало. Облокотился о бок верблюдицы, прикрыл глаза и, казалось, уснул. Огромные руки его покоились без дела на коленях. Сусличьи шкурки он прибрал по кожаным мешкам, подалее от потных рук греческих купчиков. Олег сидел рядом с хозяином, уставив ореховый взор на поверхность вод. Что видел там пёс? Бог весть! Однако шерсть на его загривке время от времени становилась дыбом, глотка испускала утробный рык. Тогда греки начинали лопотать тише, переставали именовать Бугу меж собой лисьим сыном. Внезапно Вафусий вскрикнул:
– Смотрите, братья, парус!
– Не вовремя же! – выдохнул Юхимий. – Надо сторговать у степняка его добро, пока корабельщики не дали ему настоящую цену. И пусть убирается в степь! Эй, ты! Северянин?
Последнее обращение Юхимий повторил дважды на греческом языке и на латыни.
Миронег обернулся к Буге в надежде, что нахальные греки не понимают языка племени Шара. Он хотел предостеречь Бугу, но тот уже достал из торока небольшой барабан, который всегда возил с собой. Буга смотрел на метавшие в рассветной дымке паруса, прикасался ладонью к шкуре барабана, пел одну из тех песен, которыми усыплял больного Твердяту, отгоняя от него боль и тоску. Низкий звук голоса степняка в неизъяснимой гармонии сливался и с шумом прибоя, и с гомоном прибывавшей толпы. Вот кто-то окликнул по имени одного из братьев, и тот слился с толпой, позабыв о Буге. Вот и второй братец-грек побежал на пристань. Там швартовалась небольшая крутобокая ладья, первой решившаяся подойти к берегу. Теперь Буга барабанил по шкуре обеими руками. Он пел громко, но казалось, никто не слышит его. Даже Олег, подняв кверху хвост, скрылся куда-то за своею собачьей нуждой.
Миронег и не заметил, когда Буга умолк. Солнце вставало над городом. Обрыв и крепостная стена над ним бросали на пристань густую тень. Солнечные лучи окрашивали паруса кораблей во все оттенки от золотистого до багрового. Миронегу никогда не приходилось видеть таких судов: с высокими бортами, с горделиво изогнутыми носами, с пугающими ликами на парусах. Огромные дромоны походили на водяных сороконожек, слаженно буравящих тёмную волну десятками вёсел по обоим бортам. Миронег слышал гул барабанов, крики кормчих, плеск и ропот волн, смотрел на загорелые плечи и спины гребцов. Некоторые из них были чернее чертей, с босыми лицами, кудрявыми, подобными овчинным шапкам, волосами и широкими носами. Иные – белы, бородаты, коренасты. Эти и волосы, и бороды заплетали в длинные косы, носили на поясах огромные ножи. Миронег видел на палубах кораблей сложенные в высокие груды щиты, составленные остриями вверх пики. Не укрылись от пытливого взора черниговского уроженца и цепи. Да, да! На некоторых судах, а именно на тех, что подошли к пристани, буравя воду множеством весел, гребцы были прикованы к скамьям тяжёлыми заржавленными цепями. Миронег стоял, как вкопанный, наблюдая работу матросов и прислуги на пристани. А вокруг него сновали люди. Тележки, корзины, неистребимый рыбный дух, разномастные одежды, многоязыкий говор.
– Экие звери! – шептал Миронег в бороду. – Экие птицы преогромные!
Корабли швартовались у причала. Корабельщики ловко сновали вверх и вниз по высоким мачтам, сворачивали паруса, бросали в воду тяжёлые, отлитые из металла дуры.
– Наверное, это чтобы корабли не унесло в море, да, Буга? – Миронег тряс товарища за чугунное плечо. Но Буга молчал. Его прозрачные глаза не меняли выражения, и лицо оставалось неподвижным.
– Смотри-ка, смотри! – не отставал Миронег. – Разве человеку, созданному по образу и подобию Божьему, дано быть столь ловким? Эк они снуют по качающимся доскам. Как ловко скачут с корабля на пристань, словно ласки, стелются. Эх, а я-то! А меня-то Господь неловким сотворил! Неудельным!
– Наверное, их создал другой бог, – усмехнулся Буга.
Миронег хотел уж было возразить, но отвлекся, приметив нового человека. Этот привёл самый большой корабль, по виду очень старый, с выбеленными солью мачтами. Чудно одетый, высокий, тощий, в позеленевшем кованом нагруднике и чудном головном уборе с пером – он следил, как портовая прислуга помогает причаливать его судну. Толкавшиеся на пристани сыновья купца Феоктиста заговорили с ним, как с равным, и он отвечал им, гортанно выкрикивая слова. Наконец, полуголый портовый служитель притащил с берега узкую, похожую на оглоблю доску. Один её конец он положил на причал, другой – бросил на борт судна.
Тем временем Буга вытащил из кожаных мешков сусличьи шкурки. Он побросал их связками на один из каменных прилавков. Торжище оживало. С кораблей поднимали разнообразный товар. Здесь были и штуки материи, и кувшины с вином и маслом, и маленькие матерчатые мешочки, источавшие умопомрачительные ароматы, и всякая живность в клетках. С одного из прибывших кораблей на пристань свели необычайной красоты коней. Но мехов Миронег не заметил. А солнце уж поднялось над крепостными стенами. С большой галеры, с той самой, которую привёл человек с пером на берете, на пристань сгружали большие узкогорлые амфоры. Миронег поискал глазами кормчего. Ах, вот же он! Перо на берете так и блещет в солнечных лучах.
Человек сбежал по качающейся доске так ловко, будто шёл по широкому полю. Узкий и длинный его меч болтался на боку, укрытый в простых ножнах из воловьей кожи. Растолкав потомство грека Феоктиста, он взбежал по откосу на берег.
– Эй, Лигуриец! – окликнул его кто-то. – Ласково ли встретили тебя берега Тавриды?
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
