Книга Серьги с алмазными бантами - Марта Таро

Время давно перевалило за полночь, а они всё ещё ехали по берегу, выбираясь из города. Лошади бежали по широкой и ровной дороге, с одной её стороны серыми тенями выступали из тьмы убогие домишки бедного квартала, а с другой – медленно несла воды Сена. Елена сидела, как неживая. Василевский попробовал обнять её, согревая, но она даже не шелохнулась, граф не понимал, осознаёт ли она, где находится.

«Нужно говорить с ней, – подумал он, – всё равно о чём».

Но Александр задал именно тот вопрос, который мучил его весь вечер:

– Скажи, почему ты вышла замуж за этого француза?

Он бы не удивился, если бы Елена снова промолчала, но ей, как видно, захотелось выговориться, и она тихо ответила:

– Когда ты отправил меня в Марфино, я добралась до поместья, но упала без чувств прямо в вестибюле – это оказалось воспаление лёгких. Пока я болела, имение заняли французы. Арман был их командиром.

Елена надолго замолчала. Василевский не торопил её, и она наконец заговорила вновь:

– У Армана когда-то была очень большая семья, но всех его родственников казнили. Что-то в моём облике напомнило ему погибших кузин. Маркиз бескорыстно заботился обо мне, а в ночь кризиса болезни, когда Бог решал, выживу ли я, несколько часов молился у моей постели… Из-за князя Василия я не могла оставаться в Марфино, и маркиз предложил довезти меня до Вены, где жила моя тётя. Но когда стало ясно, что в следующем бою он погибнет, Арман настоял на венчании, чтобы его имя оградило меня от опасностей, подстерегающих женщину на войне.

Елена рассказывала механически, не заботясь о связности повествования, но граф уловил все нюансы происшедшего. Василевского больно задело, что его невеста доверила врагу-французу то, что отказалась рассказать ему – своё настоящее имя и причину, по которой она путешествовала одна и не могла остаться в Марфино. Но Александр проглотил вертевшееся на языке колкое замечание и лишь попросил:

– Расскажи мне наконец, почему ты назвалась вымышленным именем.

– Я сказала, что меня зовут Елена, а моя бабушка была графиней Салтыковой, и это – правда, просто я умолчала о том, что в замужестве она стала светлейшей княгиней Черкасской. Понимаешь, я не могла допустить, чтобы тебе пришлось из-за меня лгать. Ведь дядя мог добраться и до тебя, а я этого не хотела.

Елена затихла, на самом деле ей было уже не важно, что думает Василевский. Внутри у неё всё дрожало от животного ужаса за своего ребёнка, она и говорить-то начала в надежде, что если отвлечется, то ей станет легче. Но этого не случилось, ужас не отступал, Елена обхватила себя руками и тихо застонала. Этот мучительный стон так испугал Александра, что он тут же забыл все обиды. Остались лишь бесконечное сочувствие к несчастной матери и честь офицера, требующая освободить ребёнка из рук похитителей.

– Тихо, тихо, всё будет хорошо, – граф произнёс это с такой убеждённостью, что Елена на мгновение поверила и вцепилась в его руку, заглядывая в лицо.

– Мы спасём мою девочку? – прошептала она.

– Да! – пообещал Александр и спросил: – Где же церковь, о которой говорится в письме?

– Вон за теми деревьями, они закрывают её с дороги. – Елена указала на кудрявые силуэты вековых платанов на фоне уже начавшего светлеть неба. – А вон – поворот к нашему участку. Там несколько коротких улочек, выходящих на реку, на каждой по четыре-пять домов, они почти все сейчас пустуют: мужчины погибли на войне, а женщины с детьми переселились к родным в деревню.

Александр передал её слова Щеглову, и поручик свернул на указанном Еленой повороте. Теперь коляска катила по разбитой до выбоин узкой дороге – скорее даже, по широкой тропе. Наконец они свернули в коротенькую улочку, образованную четырьмя домами. Елена тронула Василевского за плечо и указала на высокую каменную стену в конце улицы.

– Вон наш дом, – объявила она, и спросила: – Что мы теперь будем делать?

– Ты останешься держать лошадей и ждать нас, – стараясь не выдать своих сомнений, распорядился Александр.

Щеглов спрыгнул с козел и передал вожжи Елене. Мужчины рассовали по карманам пистолеты, Щеглов спрятал за голенище нож, а Василевский заткнул такой же за пояс. Сначала они направились к калитке. Та оказалась запертой изнутри, тогда Василевский ухватился за выбоины в стене и, аккуратно ставя ноги на выступающие камни, перелез через ограду. Щеглов последовал за ним. Гора свалилась с их плеч, когда офицеры увидели освещённые окна. Предположение, что похитители не стали вывозить девочку в другое место, а остались в коттедже, оказалось верным.

Домик, окружённый со всех сторон высокой стеной, смахивал на маленькую крепость. Это ввело в заблуждение Елену, решившую оставить здесь дочь, но это же, как видно, обмануло и похитителей. Они чувствовали себя спокойно: окна на обоих этажах из-за жары оказались распахнутыми, их прикрывали лишь решётчатые ставни. Два окна, одно – на первом, а другое – на втором этаже слабо светились, как будто в комнатах горел ночник. Среди деревьев сада, пофыркивая, паслись две стреноженные лошади.

– Пётр Петрович, я проберусь в дом и открою вам дверь или одно из окон, – прошептал Василевский, и поручик кивнул в знак согласия.

Александр крадучись прошёл вдоль окон первого этажа и, подцепив ножом щеколду, открыл ставни в одной из тёмных комнат. Проскользнув внутрь, он убедился, что комната пуста, и, мягко ступая, вышел в коридор. Полоска света пробивалась из-под двери соседней комнаты. Тихо потянув на себя створку, чтобы образовалась маленькая щель, Василевский заглянул внутрь. Он увидел кровать, где, разбросав ручки, неподвижно лежала маленькая девочка, а около кровати, прислонившись к ней спиной, полусидели на полу две связанные женщины, рты их были заткнуты кляпами. Но, похоже, кроме женщин и ребёнка, в комнате никого больше не было.