– Это не важно, – говорю я. – В любом случае ты-то не виновата.
За ларьком начинаются какие-то джунгли, на некоторых деревьях растут огромные красные цветы.
– Но все равно это же несправедливо.
– Ну… – Я не знаю, как объяснить ей, что меня это больше не волнует. Я смотрю на скамейку, где сидит Дороти и по-прежнему обнимает Силвер.
– Твоя мама похожа на мать Иисуса Христа, только у нее не сын, а две дочки.
Только сейчас я сообразила, что дедушка без конца рассуждает про Бога, про Христа и никогда ни слова не говорит про мать Христа.
– Ну да, похожа. У нее тоже длинные волосы, – говорит Мелоди, молчит минуту и спрашивает: – А ты себя чувствуешь как-то по-другому, когда тебе девять лет?
– Да, мне так кажется.
Я поднимаю голову и принюхиваюсь – в воздухе сильно пахнет бензином, мне нравится этот запах, как запах спирта. Или как аромат женских духов, только к нему примешивается еще и опасность.
Тут, рядом с синими колонками, красными цветами, жутким свитером Мелоди, головой старика в ларьке и запахом бензина, я осознаю, что мне уже девять лет, и становлюсь взрослой, но не так, как обычно бывает, не постепенно, а одним прыжком, сразу.
К тому же мне не просто девять лет, мне уже девять с хвостиком – может быть, даже девять с четвертью. Я прижимаю ладони к горячей металлической стенке синей колонки.
– Па говорит, что в этих ладонях сосредоточена сверхъестественная сила, – заявляет Мелоди, лицо у нее очень серьезное.
Мои ладони, кажется, стали больше, чем раньше. Это ладони человека, которому исполнилось девять лет.
– Да. Теперь я чувствую эту силу. Когда я касаюсь кого-нибудь, что-то происходит.
– А на что это похоже?
– На электричество. Я могу его вызвать.
– Тебе это нравится? – Она тоже ковыряет краску на колонке.
Я пожимаю плечами:
– Потом у меня кружится голова.
Я подцепляю хороший кусок краски и отрываю от колонки целую полосу. Я откидываюсь назад, прижимаюсь спиной к горячему металлу и всей спиной ощущаю тепло. Все вокруг живет, даже воздух, и тепло наполняет меня, мне и больно, и приятно в то же время. Теперь я точно знаю, что Дороти любит своих двойняшек, а меня нет, хоть я и пыталась добиться ее любви. И я понимаю, что, возможно, так даже лучше, что она не стала мне мамой. Если бы она захотела заменить мне маму и мы с ней полюбили бы друг друга, то у нас началась бы общая жизнь: она навсегда превратилась бы в мою мать, а я в ее дочь, и я бы изменилась, потому что слушалась бы ее и делала, как она велит. А теперь я ей не дочь – значит, я сама по себе, у меня своя жизнь. Могу делать, что хочу.
В конце концов Дороти все же устраивает праздник. Она покупает торт с розовым кремом, вставляет в него девять розовых свечек. Вручает мне подарок, завернутый в красивую бумажку. В пакете белое платье с нейлоновыми кружевами повсюду – вокруг горла, спереди, сзади, и еще несколько наклеек с бабочками и божьими коровками. Я делюсь ими с двойняшками, мы клеим их повсюду, даже на лицо. Я клею себе на переносицу бабочку.
– Надень-ка новое платье, – говорит Дороти. – Девять лет – особенный день рождения, поэтому пастор Монро заедет за тобой и отвезет в свою церковь. Там все тебя ждут.
Хорошо хоть туфли у меня красные. Когда мы ходили покупать обувь, я надела красную пару, спрятала ноги под стул и отказалась мерить другую. Я решила – больше никаких дурацких лаковых туфель, теперь мне девять лет, и я сама могу выбирать. Дороти сдалась. Наверное, вспомнила историю с пальто.
Дедушка говорит:
– Сегодня величайший день. Слово Божье будет услышано.
– Ладно, – соглашаюсь я.
Поездка в церковь пастора Монро – разве об этом мечтаешь в свой день рождения? Лично я люблю лабиринты и все такое. Мама говорила, что на мой девятый день рождения мы вообще поедем куда-нибудь на пароме. Не думай об этом, Кармел.
Дороти внезапно заявляет:
– Это что за выражение лица? Веди себя прилично. И посмотри на свои волосы. Это же ужас, что такое – как будто птица свила гнездо. Нужно привести голову в порядок.
Я поднимаю руки, чтобы ощупать птичье гнездо. Волосы отросли, поэтому завитки немного распрямились. Дороти берет щетку и с силой расчесывает мои волосы. Мне все равно нравится, когда она что-нибудь делает для меня, даже если злится при этом. Она сдирает наклейки с моего лица.
От расчески мои волосы потрескивают, пощелкивают и встают дыбом.
– Гляньте-ка! – говорю я двойняшкам, указывая на свою голову.
Они хохочут.
– Ой, как будто тебя током ударило! – говорит Силвер.
Я тоже смеюсь. Силвер приклеила на лицо божью коровку, и кажется, будто та заползает ей в глаз. Силвер называет ее божьим жуком, и мне это ужасно нравится. Я теперь тоже буду божьих коровок так называть.
Дороти не видит ничего смешного. Она приносит из фургона брызгалку и пшикает водой мне на волосы.
– Стой смирно, обсохни на солнышке. Не смей бегать. Не смей больше кушать торт. Не смей клеить бабочек на лицо. Впервые встречаю такого ребенка, который за пять минут устраивает полный тарарам.
Я стою, а двойняшки носятся вокруг меня как угорелые, так что я снова не могу удержаться от смеха.
Пастор Монро приезжает в большой машине, на которой много разных блестящих серебристых штучек. Он стоит рядом с фургоном, а Дороти протягивает ему на тарелке кусок бело-розового именинного торта. Он стоит с тарелкой в руках, и, похоже, торт не вызывает у него никакого аппетита.
– А как поживает наше чудотворное дитя? – Он переводит взгляд на меня.
– Хорошо, спасибо, – отвечаю я очень вежливо. Я смотрю вниз. На мне новое платье, оно достает почти до щиколоток. Я уже совсем забыла, каково это – носить брюки.
Дороти забирает у него тарелку – ясно, что он не будет есть торт. Он похлопывает себя по животу в том месте, где белая рубашка граничит с брюками, в них вдет коричневый кожаный ремень.
– Начал день с плотного завтрака, – поясняет он. – Не осталось места для торта.
Он заглядывает в наш фургон.
– Какой кошмар! Как вы тут живете, да еще впятером… – начинает он и обрывает себя, словно сказал, не подумав.
Я смотрю на дедушку. Я знаю, что он стыдится того, как мы живем, нашей одежды и вообще всего этого.
– Это же весело! – быстро говорю я, и трое взрослых оборачиваются на меня.
– Весело?
– Да. Гораздо лучше, чем в доме. Можно ехать, куда хочешь.
Я не выношу, когда у дедушки смущенный вид. Такой бывает, например, когда Дороти пилит его из-за кондоминиума, о котором она так мечтает. Говорит, что ипотечный кредит сейчас получить легко, его дают кому попало, даже таким, как мы.
