— Она?!
— А вы что, не догадались? Одни усы чего стоят — точно приклеенные.
— Юра, о чем вы толкуете? Я просто не понимаю.
— Это Эмма.
— Эмма?
— Да. Ее сестра. Переоделась… Навешала Приходько лапши на уши. Прокралась коварно в наши ряды. Вы же видели ее, когда она была совсем маленькой девочкой — теперь вряд ли узнаете ее в лицо… Верно, профессор?
— Пожалуй, да — не узнаю. Хотя они ведь близнецы, должны быть похожи.
— Но вы не узнали?!
— Юра, но зачем Эмме все это?
— Может, сестру ищет?
— Но почему она мне ничего не…
— А я почем знаю?
— Хорошо. А одежда? — ехидно ввернул Горчицкий. — Почему, задумав инсценировать утопление, он — или она, как вам угодно! — не оставил рядом с ботинками одежду?
— Н-да… — Юра задумался. — Хотя! Могу и про одежду сказать! Все очень просто. Именно потому, что Эмма не утопла, ей и нужна одежда. Холодно ей без одежды, сечете? А другой нет! — горячо заметил Ростовский.
— А ботинки у нее, значит, есть запасные? — Профессор снова внимательно взглянул на Юру.
— Что это вы опять на меня так смотрите? — возмутился Ростовский.
— Как?
— Странно!
— Не понимаю…
— И понимать тут нечего!
— Ну, Юрочка… Просто эти ваши странные фантазии насчет Эммы, эти ваши объяснения насчет того, что случилось с нашим несчастным Королевичем, они как-то сами собой наводят все-таки на мысль…
— Не знаю, на что они вас там наводят, — грубо оборвал Ростовский профессора, — но я этого парня — или не парня, не знаю уж, кто он там на самом деле! — не мочил.
«Хотя и очень хотелось!» — чуть не сорвалось у Юры Ростовского с языка. Но он вовремя удержался и не произнес этой фразы.
А ведь чуть не брякнул! Чуть не спугнул профессора.
* * *
Самое удивительное, что на сей раз — по роду своей профессиональной деятельности и по складу характера постоянно лгущий — Юрочка не врал.
«Непонятная, однако, история…» — размышлял Ростовский.
Ему, действительно, надо было убрать Королевича. И Юра все последние дни думал усердно и целенаправленно, как это осуществить. Строил планы и козни. И наконец решился. И даже, взяв ружье, пошел Королевичу навстречу.
Но Юра его не убирал!
Сыщик убрался сам собой.
К своим палаткам Ростовский и профессор возвращались уже в темноте.
Неожиданно откуда-то издалека из этой темноты снова долетел знакомый уже вой…
«Странно, — подумал Юра. — Мы уйму времени тут «паримся», рыщем по всей долине, но еще так и не увидели никаких следов этого любителя повыть».
А что, если исчезновение сыщика — это и есть «следы»? Что, если все-таки это был настоящий сыщик? Никакая не переодетая Эмма Фишкис?
Да-да. Взаправдашний сыщик Королевич, который боялся ледяной воды, потому что ему нагадали, что от нее можно умереть.
Тогда почему он в нее все-таки полез, в эту ледяную воду?
«Кого я, вообще говоря, ищу?» — вдруг подумал Юра. И вздрогнул, потому что откуда-то с дальних склонов гор опять донесся леденящий кровь вой.
И стоит ли так уж стремиться «это» найти?
Что, если обнаружится вовсе не «товар», аналогичный тому, что находился в шестьдесят девятой квартире? А, скажем, что-то иное… Ведь что-то же напугало Королевича? Да так, что смертельно боящийся ледяной воды сыщик все-таки в нее попер?
А ведь он сыщик, «специалист по дикой местности», слонов не страшился. Бывалый мужик, а не дамочка слабонервная.
Значит, на берегу было что-то пострашнее холодной водички?
Юра вздрогнул от этого предположения.
А ведь такая версия имеет столько же прав на существование, сколько их имеет и версия с инсценировкой! Даже больше… Она, эта версия, по правде говоря, более складная.
Скажем… Королевич сидел на берегу: ботиночки снял, как в прошлый раз, и поставил рядом, чтобы ножки отдыхали… И тут…
Что-то его испугало… Или кто-то! Возможно, это нечто появилось оттуда, из зарослей… Сыщик стал пятиться, отступать. Зашел со страху в воду… Ну, может статься, это его и доконало. Спазм от ледяной воды — очевидно, у него действительно были плохие сосуды. Недаром во всех гаданиях есть что-то от правды — гадалки хорошие диагносты, учитывающие реальные особенности человека. Спазм… Плюс страх от увиденного. Сердце остановилось, Королевич захлебнулся.
Вот и объяснение загадки. Ботиночки остались, а сыщика нет.
Элла, кстати, пишет в дневнике, что Звездинского перед смертью тоже что-то очень испугало.
Кстати говоря!
* * *
— Профессор, а вы в снежного человека верите? — Юра присел у костра рядом с профессором.
— Это не религия, чтобы верить. Я допускаю.
— Интересно…
— Еще бы не интересно, Юрочка! Ведь, по сути дела, все, что создала природа, — игра случая.
— Как это?
— Понимаете… Не надо полагать, Юра, что эволюция — это упорядоченный процесс перехода от примитивных форм к более развитым. Надеюсь, вы так не думаете?
— Да что вы… — замахал руками Ростовский. — Ничего такого! То есть я хочу сказать: я как-то вообще об этом не слишком думал.
— Так вот, скорее всего, были некие хаотические изменения… Игра случая. Эксперименты эволюции, которые часто терпели неудачу.
— То есть?
— Например, появляется в эпоху кембрия какая-нибудь «опатиния длиннорылая» — существо с пятью вытаращенными глазами. Почему она появилась, почему исчезла и что было бы, если бы не вымерла?
— А что было бы?
— А кто это может знать?! Никто! Некоторые ученые вообще задают вопрос: а если бы пленку прокрутить повторно?
— Как это?
— Что бы случилось, если бы процесс эволюции мог быть запущен с самого начала еще раз?
— Ну? И что бы было?
— Вот вам и «ну», Юрочка… Результат мог быть другим!
— Как это?
— Так это… Сегодняшний мир животных был бы другим. И даже, возможно, радикально другим.
— Ни фига себе… А давно это было?
— Что?
— Ну кембрий этот?
— Давно.
— А-а… Это, как «парк юрского периода»?
— Юрский период — это сто-двести миллионов лет назад.
— А кембрий?
— Кембрий — пятьсот.
— Миллионов?
