61
– А ты не торопишься, – недовольно прошептала Диляра, когда Эцио открыл западные ворота и впустил ее внутрь.
– Всегда пожалуйста, – мрачно пробормотал Эцио.
Он не удивился, когда она, зажав нос, с усилием подавила рвотные позывы.
– Аман Аллахым! Что это?
Эцио отошел и кивком указал на груду мертвых тел, сваленных в широкой нише, почти у самых ворот.
– Не все стали пленниками византийцев.
Диляра бросилась было к покойникам, но тут же остановилась.
– Бедняги! – прошептала она. – Да упокоит их Аллах.
Она стояла, понурив плечи, и кусала губы. На какое-то время горе сняло с нее маску свирепости.
– Я знаю, кто это сделал. Туркменский отступник Шах-Кулу.
Эцио кивнул.
– Я его убью!
Она побежала по туннелю.
– Постой! – крикнул Эцио, но было слишком поздно.
Диляра исчезла.
Эцио бросился следом. Диляру он разыскал в укромном уголке, выходившем на площадь. Последние шаги он делал с крайней осторожностью. Девушка стояла к нему спиной, поглощенная тем, что происходило на площади.
– А ты не очень-то умеешь действовать сообща, – сказал он, останавливаясь за спиной Диляры.
Она даже не обернулась.
– Я сюда пришла спасать своих людей. Тех, кого еще можно спасти, – холодно бросила она. – На дружбу у меня нет времени.
– Я к тебе в друзья не набиваюсь, – сказал Эцио. – И без помощи твоей тоже обойдусь. Но было бы полезно знать, где держат твоих людей. Я могу тебе помочь их найти.
С площади донесся пронзительный крик. Лицо девушки вновь сделалось каменным.
– Вот они, – сказала она, указав на площадь.
Там, на каменном полу, сидели плененные турки. Их руки были связаны. К одному подошли византийские солдаты и начали пинать ногами. Пленный упал. Поблизости высилось нечто вроде виселицы. На ней раскачивался еще один пленный турок, подвешенный за руки, которые варварским образом были заломлены. Рядом стоял Шах-Кулу. Невзирая на маску палача, Эцио его сразу узнал. Шах-Кулу наносил пленному удар за ударом, явно наслаждаясь криками своей жертвы.
– Это Янос, – прошептала Диляра, наконец повернувшись к Эцио. – Мы должны ему помочь!
Эцио присмотрелся к Шах-Кулу, поглощенному истязанием.
– У меня есть пистолет, но здесь он бесполезен. Доспехи этого негодяя слишком толстые. Пули в них застрянут… Мне нужно подобраться к нему поближе.
– Времени мало. Это не допрос. Шах-Кулу будет измываться над Яносом, пока не забьет до смерти. А потом возьмется за другого. За третьего…
Каждый удар и каждый крик заставляли ее вздрагивать.
Караульным, похоже, нравилось «развлечение» их главаря. Они хохотали и бросали язвительные замечания.
– Я придумал, как нам поступить, – сказал Эцио, снимая с пояса дымовую бомбу. – Когда я брошу бомбу, выходи на площадь. Туда, где сосредоточены твои люди. Пока держится дымовая завеса, начинай резать у них веревки.
Она кивнула и тут же спросила:
– А Шах-Кулу?
– Оставь его мне.
– Только обязательно прикончи эту крысу.
Эцио выдернул чеку бомбы, подождал, когда появится струйка дыма, после чего метнул бомбу в сторону виселицы. Византийцы считали, что расправились со всеми противниками, и никак не ожидали нападения. Атака Эцио застигла их врасплох.
В возникшей сумятице Эцио и Диляра сбежали вниз по склону, выбравшись на площадь. Там они разделились: Диляра отправилась направо, он – налево. Первого караульного, бросившегося на него, Эцио застрелил. Второму своротил челюсть, ударив тяжелым левым наручем. Не мешкая, Эцио выдвинул скрытый клинок и бросился к Шах-Кулу. Тот уже выхватил тяжелую кривую саблю и стоял с расставленными ногами, не зная, с какой стороны ждать нападения. Выждав момент, Эцио прыгнул на него и вонзил лезвие клинка ему в грудь, выбрав открытый участок между низом маски и доспехами. Из раны хлынула темная кровь, но Эцио не торопился вытаскивать лезвие.
Шах-Кулу упал. Эцио упал вместе с ним, потом склонился над раненым. Сопротивление Шах-Кулу слабело. У него закрылись глаза.
– Люди, которые превращают убийство в развлечение, не заслуживают жалости, – сказал Эцио, наклонившись к уху Шах-Кулу.
И вдруг глаза Шах-Кулу широко раскрылись. Их взгляд был совсем безумным. Рука в кольчужной рукавице потянулась к горлу Эцио. Шах-Кулу захохотал. Его смех был таким же безумным, как и взгляд. Он не замечал, что истекает кровью, а Эцио, вогнав клинок на всю длину лезвия, поворачивал лезвие, расширяя рану. Шах-Кулу еще нашел силы отшвырнуть от себя ассасина, и лишь затем спина «раба» изогнулась в предсмертной судороге. Из горла вырвался клекот. Он растянулся на пыльной земле и замер.
Эцио встал, вытащил клинок и плащом Шах-Кулу тщательно вытер лезвие. Диляра к этому времени сумела освободить от веревок нескольких своих людей. Краешком глаза она увидела, что один византийский солдат уцелел и теперь пытался спастись бегством. Догнав беглеца, Диляра одним точным движением перерезала солдату горло, с кошачьей ловкостью отпрыгнула в сторону и продолжила освобождать оставшихся узников.
Эцио для верности пнул тело Шах-Кулу. Мертв. Диляра помогала освобожденным встать на ноги.
– Диляра, ты – наше благословение, – сказал Янос, когда она перерезала веревки на его запястьях.
– Идти сможешь?
– Пожалуй, да.
Эцио подошел к ним:
– Так это ваш отряд привез ружья Мануилу?
Диляра кивнула.
– Нужно их уничтожить.
Она снова кивнула.
– Правда, большинство ружей – с изъянами. А вот порох – настоящий. Его заменить на подделку мы не смогли.
– Bene. – Эцио оглядел товарищей Диляры. – На время спрячьтесь так, чтобы вас никто не видел. Когда услышите взрывы, бегите со всех ног!
– Взрывы? – переспросила Диляра. – Если ты взорвешь бочки с порохом, здесь будет настоящий ад. Ты перепугаешь весь город.
– На это я и рассчитываю, – ответил Эцио. – Взрыв уничтожит все исправные ружья. А суматоха будет нам очень кстати.
Диляра задумалась:
– Ладно. Я отведу своих в безопасное место. А как быть с тобой?
– После того как взорву порох и уничтожу ружья, я займусь Мануилом Палеологом.
62
Порох и ружья для армии Мануила хранились в громадных рукотворных пещерах с высокими сводами. Бочки поднимались и перемещались с помощью разветвленной веревочной тяги, снабженной блоками и поворотными механизмами. Эцио видел ее в действии, спустившись на галерею пятого уровня. Перемещением бочек занимались местные жители под бдительным взором мятежников Мануила. Возможность нанести удар была на редкость благоприятной. Эцио благодарил Бога за то, что византийцы оказались жертвами самоуверенности. Они и представить не могли, что кто-то сможет на них напасть в недрах подземного города, и потому почти не заботились о безопасности. Когда Эцио спустился сюда, он сразу понял, что на верхнем ярусе византийцы еще не наткнулись на трупы Шах-Кулу и его приспешников.
