— На какую дачу, Лидия Сергеевна?
— У вас есть другие дачи, Борис Аркадьевич?
— Да нет, я не настолько богат…
— Приезжайте, я вас очень прошу. Часикам к восьми вечера, идет? А утром в пятницу уедете. Свежим воздухом подышите, тишину послушаете. На одну ночь, Борис Аркадьевич? Возможно, и не пожалеете.
— Как загадочно вы говорите.
Он явно был заинтригован. Но особого рвения не проявлял.
— Соглашайтесь, Борис Аркадьевич. У вас ведь жену в пятницу выписывают?
— Ну конечно. Выписка с одиннадцати. Думаю, к двенадцати я ее заберу.
— Успеете. Нам предстоит очень серьезный разговор, Борис Аркадьевич. Никакой милиции, обещаю. Только соседи. Ну не хотите оставаться на ночь, уедете этим же вечером, в чем вопрос?
— Ну, право, я не знаю. — Борис Аркадьевич мучительно колебался. — Я подумаю. Не понимаю, зачем это нужно, но только ради ваших волнующих глаз…
С Марышевым и Сургачевой общаться было куда проще, но отпирались они с упорством асфальтоукладочного катка.
— Объясни, зачем нам это счастье, — возмущалась Сургачева, — и тогда мы, может быть, подумаем. А может быть, и нет. Наверняка нет. Ты приглашаешь нас на пикник или тебе просто не хрен делать?
— Что-то я тоже не вопрусь, Лидок, — бухтел на параллельном аппарате Марышев. — Если хочешь сделать заявление, делай прямо сейчас, к чему таинственность городить?
— Мне нужны все соседи, — упрямилась я. — Не хотите ночевать — уедете этим же вечером. Ну можем мы в кои-то веки собраться, поговорить?
— Ага, давно не виделись, — развеселилась Сургачева. — Соскучились, едрить их, аж зубы ломит. Слушай, Лидунь, а давай я вместо себя Марышева отправлю? Он у нас парень с передним приводом, разгоняется споро…
— Я запишу это на твой счет, — пообещал Марышев. — Вот возьму и поеду. А ты сиди кукуй.
— Ну да, ты же у нас парень компанейский, тебя можно и не взбалтывать перед употреблением, — язвила Сургачева.
И вот тут я поступила умно. Я выключилась из спора и минут пять, пока они азартно выясняли отношения, держала рот на замке. Потом нечаянно обронила:
— Так вы приедете?
— Да, — сказал Марышев. — Обязательно.
— Нет, — сказала Сургачева. — Ни за что.
— Смотри, — усмехнулась я, — можешь пропустить что-то интересное.
И с огромным облегчением отсоединилась.
Инструктировали меня как спецназовца, идущего в тыл врага. Вексель не выдали, сказали, что реквизит в последнюю очередь. Вместо него всучили диктофон и маленькую коробочку вроде пейджера с зажимом, посоветовав нацепить ее на пояс под просторную кофту, а в случае опасности быстренько нажимать на кнопочку. У Вереста запульсирует аналогичный приборчик, и мне на выручку примчатся ребята из милиции. Если успеют. «А нельзя ли пистолет?» — спросила я. «Увы, нельзя, — ухмыльнулся неприятный лощеный тип, не входящий в группу Вереста, но почему-то принимавший участие в инструктаже. — Пистолет не игрушка, Лидия Сергеевна. На газовый у вас нет лицензии, а боевой вам не доверят даже с оной. Да не волнуйтесь вы, ребята постоянно будут рядом, у них наработан богатый опыт проведения подобных мероприятий».
Выйдя из кабинета, мы на несколько минут остались одни. Верест взял меня за плечи:
— Уже поздно отступать, Лида, дело на контроле у полковника Ананченко, но я готов принять на себя ответственность — если чувствуешь себя неготовой, то отменяем всю эту авантюру. Не хочу зарабатывать премию, подвергая тебя опасности.
— Почему? — спросила я.
Он споткнулся. Глянул исподлобья:
— Потому что я… — но, поколебавшись, передумал говорить, спустил воздух, подтянулся и заговорил совсем по-другому: — Предчувствия неважные. Ты чувствуешь себя неготовой?
— Нет, — ответила я.
— Хорошо, — он опять помрачнел. — Полковник выделил на дело двух человек: меня и Борзых. Этого достаточно, незачем создавать колготню. Борзых приклеит усы и наденет костюм казака, а я — плащ человека-невидимки. Мы рядом, не забывай…
Интересно, подумала я, а что он мне хотел сказать, до того как передумал?
Часть третья
Глава 1
Первая заповедь детективного романа по Рональду Ноксу: преступником должен быть кто-то упомянутый в начале, но им не должен оказаться человек, за ходом чьих мыслей позволено следить.
Я их всех упомянула. И в начале, и в конце. А насчет их мыслей — просто смешно… Было девять часов вечера. Четверг, 18 октября. На улице уже ночь. В маминой комнате на первом этаже трещал камин. На камине горела свеча. Другого освещения не было — электричество уже отключили. Желтое пламя обнимало березовые поленья, играло пятнами на лицах собравшихся. В дымоходе гудел ветер…
Кто-то из них сидел на диване, кто-то на стульях. Красноперов, например, подпирал дверной косяк, показывая всем своим обликом, что зашел-то на минуточку. Я стояла у камина (здесь не так стучали зубы).
Абсолютно неважно, кто где находился. Главное — в одной комнате.
— Ты нам не нальешь? — поинтересовалась Сургачева.
Тьма и пламя изменили ее лицо. Отблески света очертили скулы, превратив их из туманно восточных в откровенно монгольские. Глаза блестели, отражая огонь. Казалось, она вот-вот займется ворожбой…
Заповедь вторая: ничего сверхъестественного или потустороннего…
— Я не буду, — сказал Марышев. — Я за рулем.
— Уважительно, — прошептала Сургачева. — Но мне кажется, для храбрости в самый бы раз. Что-то обстановка у нас нынче не того…
Подпол с водкой располагался в аккурат под Марышевым, сидящим на стуле. Мне совсем не хотелось туда лезть.
— Еще кто-нибудь желает выпить? — спросила я.
— О господи боже, — прошептала сидящая на краешке дивана Рита Рябинина. Создавалось впечатление, что она сейчас вскочит, схватит за локоть Красноперова и уведет из этого «страшного» дома.
— Спасибо, я лучше перед сном, — хмыкнул Ромка.
— Я тоже воздержусь, — пробормотал Постоялов, стоявший в углу скрестив руки. — У Лидии Сергеевны такое выражение лица, словно она хочет отравить нас доселе неизвестным ядом. Не стоит рисковать.
Я вздрогнула. Недопустимо использовать доселе неизвестные яды, гласит еще одна заповедь. К черту заповеди!
— Ладно, я шучу, — буркнула Сургачева. — Трави, Лидок, с какой целью заманила нас в свою ловушку?
— Я хочу обратиться к преступнику, — медленно сказала я.
— О господи боже… — повторно помянула Всевышнего Рита.
— Я так и думал, — кивнул Постоялов. — Ну что ж, Лидия Сергеевна, обращайтесь. Мы потерпим.
