Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Александр Иванович полностью отказался от работы и превратился в сиделку. Приехала Вера, оставив мужа в далеком сибирском городе: нужно было помогать Танюшке и Орлову, потому что Борис так и продолжал мотаться по всей стране в попытках заработать денег на лечение Алисы. Ходить в школу девочка не любила, хотя сама учеба не доставляла ей ни малейших трудностей:
– Меня дразнят, потому что у меня большой животик, – то и дело жаловалась она родителям. – Я не хочу туда ходить.
Слышать это было невыносимо. Но Вера, посовещавшись с Борисом, согласилась с его доводами о том, что нельзя забирать Алису из школы. Татьяна все больше погружалась в мутную беспросветную глубину, и если дать ей возможность не водить ребенка в школу и не забирать оттуда, она вообще перестанет выходить из дома. Она уже сейчас при каждой возможности ложится на кровать и отворачивается к стене, не вступая в разговоры и не отвечая на вопросы. Всем было понятно, что это депрессия и что Татьяне требуется лечение у специалиста, но Татьяна от любого лечения отказывалась категорически.
– Все деньги должны тратиться только на Алису, – говорила она. – Мне ничего не нужно, со мной все в порядке, я сама справлюсь.
Переубедить ее было невозможно. Она чувствовала себя виноватой не только в том, что так бездарно потеряла с трудом заработанные деньги, но и в том, что из-за этого у Людмилы Анатольевны случился инсульт. Вера моталась каждое утро из своей квартиры сначала к дочери, потом к Орлову, потом снова к дочери, и в конце концов переселилась к Татьяне окончательно. И ездить меньше придется, и дочь оставлять одну надолго страшно. Когда возвращался Борис, Вера Леонидовна уезжала к себе ночевать, но целые дни все равно проводила у дочери.
Жизнь семьи превратилась в ежедневный круглосуточный труд, и физический, и душевный. И было совершенно непонятно, закончится ли он когда-нибудь.
Александр Иванович ухаживал за обездвиженной женой старательно и со знанием дела. Кормил, мыл, перестилал постель, менял пеленки, делал массаж, боролся с пролежнями, давал лекарства строго по предписанной схеме. Часами сидел возле Люсеньки, читая вслух или что-то рассказывая.
– Милая, ты не поверишь, но сейчас я чувствую себя намного более на своем месте, чем все прошедшие годы, – говорил он. – Я ведь хотел стать врачом, облегчать страдания, помогать тем, кто болен, а вынужден был стать юристом. Наверное, я был неплохим юристом, я очень старался быть профессиональным, чтобы нормально зарабатывать и обеспечивать вас с Борькой, я не халтурил, работал честно и добросовестно. Даже репутацию какую-то заслужил… Но я не вкладывал душу в свою работу, понимаешь? Я всегда знал, что это не мое, это чужое. Чужая жизнь и чужая профессия. А вот теперь, когда я ухаживаю за тобой, я как будто снова вернулся к себе – настоящему.
Глаза Людмилы Анатольевны наливались слезами, и Александр Иванович заботливо и осторожно промокал их платком или тонкой бумажной салфеткой.
Он рассказывал ей о своем детстве, о родителях, о братьях и сестрах, о школьных товарищах и соседских мальчишках, с которыми дружил. Читал ей детективы, которые в изобилии продавались на книжных лотках возле метро. Обсуждал новости, старательно избегая всего, что могло бы разволновать больную. Никаких разговоров о захвате заложников в Буденновске, об убийстве Влада Листьева или о землетрясении в Нефтегорске. Зато подробный, сдобренный шутками, рассказ о новой моде на татуировки, которые в прежние времена были распространены в основном среди уголовников и моряков. О реконструкции Кремля. О широкомасштабной операции по борьбе с братками. О российско-американском экипаже «Шаттла».
В спальню перенесли телевизор и вместе смотрели «Куклы», фильмы, передачи Раздинского и Вульфа. Александр Иванович сам для себя постановил, что Люсенька ни одной минуты, ни одной секунды не останется в одиночестве. Если нужно было выйти на кухню или в туалет, он продолжал громко разговаривать с женой, чтобы она слышала его голос и знала: она не одна, ее не бросили. Уйти из дома Орлов позволял себе только тогда, когда кто-нибудь приходил, чтобы сменить его. Чаще всего это бывала Вера. Борис навещал мать, когда бывал в Москве. Первые несколько месяцев то и дело забегала Алла, потом ее визиты сделались все реже, а весной 1995 года она смущенно заявила:
– Саша, я уезжаю.
Орлов сперва не понял. Ну, уезжает, и что в этом нового? Она и так постоянно ездит туда-сюда.
– Я насовсем уезжаю. В Турцию, – пояснила Алла. – Выхожу замуж.
– За кого? – опешил он.
– За вдовца с маленькими дочками. Он азербайджанец, их сейчас много в Турцию переехало, язык-то практически один и тот же. Его жена умерла, девочкам нужна мать, а дому – хозяйка. Я согласилась.
– Что значит – согласилась? – удивился Александр Иванович. – Ты его любишь или нет?
– Ой, Саша, ну конечно же, нет. Какая может быть любовь, ты что? Это обычный договор. Я воспитываю детей и содержу дом, он содержит и обеспечивает меня. Но это будет хоть какая-то жизнь, не то что здесь… Я устала, Саша, я не могу больше ездить с этими огромными сумками, ночевать на таможнях, скрючившись в машине, все время трястись от страха, что кинут, отберут, ограбят, сожгут… Не могу больше. Мишке я все равно не нужна, вижу его хорошо если один раз в три месяца. Оставлю ему квартиру и уеду, пусть живет, как хочет.
– Но…
Он смотрел на дочь, постаревшую и измотанную годами «челночного» бизнеса и торговли на вещевом рынке, и ему казалось, что все происходящее нереально.
– Что – но? – насмешливо спросила Алла. – Мне пятьдесят три года, и тебе кажется, что в этом возрасте невозможно выйти замуж? Что я старая и никому не нужна?
Орлов откашлялся. Именно это он и думал, но не признаваться же.
– Сколько лет твоему жениху?
– Не беспокойся, тут все в порядке, никаких молоденьких альфонсов. Он старше меня на два года.
– И такие маленькие дети? – усомнился он.
– Это был второй брак. С первой женой он развелся, это было еще в Баку, потом женился на молодой девушке, она родила четверых девочек и умерла. У него свой бизнес, он торгует ювелиркой и кожей, все налажено.
– И такой выгодный жених не смог найти себе жену в Турции?
Алла пожала плечами.
– Наверное, мог. Но он хочет семью, основанную на понятных ему принципах, и жену, воспитанную в той же правовой культуре и в той же системе ценностей, что и он сам. Это его слова.
Орлов помолчал. Ну что ж…
– Ты сама скажешь Люсеньке? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Алла. – Вот она проснется – и я с ней посижу, все ей расскажу. Ты сходи пройдись, Саша, проветрись. И знаешь, я хотела сказать…. Ну, в общем, я устала бояться за Мишку. Все эти его сомнительные занятия, маргинальные дружки… Я от любого телефонного звонка вздрагиваю: мне все время кажется, что это звонят из милиции, чтобы пригласить в морг на опознание. Иногда я думаю: лучше бы уж его посадили, я бы хоть меньше беспокоилась. Так вот, я подумала, что если в Турции у меня все сложится более или менее нормально, Мишка приедет в гости, увидит, что можно хорошо жить и без всякого этого криминала, и переедет к нам. Муж даст ему работу в одном из своих магазинов, потом, если Мишка себя хорошо покажет, может быть, и в партнеры возьмет. И все как-то наладится. Как ты думаешь, это возможно?
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
