– …Иначе придется ампутировать, – сказал один из врачей.
Антонио невольно застонал.
Присутствующие сразу же прекратили разговаривать и уставились на него.
– Ох, солнышко! – всхлипнула мать, бросаясь к нему.
– Антонио, мальчик мой, – с деланным весельем в голосе произнес отец, точно они не виделись всего пару часов. Но его истинные чувства выдала дрожь в голосе.
– Что происходит? – спросил Антонио. – Какой-то костоправ хочет что-то мне отрезать?
– Позвольте представиться. Я профессор Шнайдер, – сказал врач постарше. Он говорил с сильным немецким акцентом.
– Профессор – эксперт в области военных травм и протезирования. Он работал в Берлине в знаменитой клинике «Шарите», прежде чем эмигрировать в Порту-Алегри. Мы попросили его приехать сюда и заняться твоим лечением.
– А я доктор Жоао Энрике де Баррос, – сказал второй врач. Он тоже был немолод, на вид около шестидесяти. – Вы в надежных руках, молодой человек.
– И что вы собираетесь ампутировать? – спросил Антонио.
– Ничего! – хором воскликнули отец и доктор Баррос.
– Левую ногу, – хором сказали мать и доктор Шнайдер.
И только медсестра промолчала.
– Ага, – кивнул Антонио, откидываясь на подушку. – Мнения разделились. А вы как думаете, девушка? – спросил он у медсестры.
– Я думаю, что вы выйдете из больницы целым и невредимым.
– Отлично. Я тоже так думаю. – Антонио подмигнул ей. – Вы не оставите меня ненадолго? Мне нужно немного отдохнуть, прежде чем вы расскажете мне все подробности.
Так они и сделали. Из-за двери донеслись голоса врачей и его родителей – они никак не могли договориться, как же его лечить.
Антонио закрыл глаза и попытался отвлечься от происходящего вокруг. Что же случилось? Он ничего не помнил. Если он пережил крушение самолета, то у него должны были остаться какие-то воспоминания. Но в памяти точно зияла огромная дыра. Антонио старался вызвать хоть какие-то воспоминания об аварии, но тщетно. Он помнил только едкий запах рыбы. И то, как он ждал Каро возле ресторана «У Вела». После этого память ему будто стерли.
Это было ужасное чувство – даже хуже, чем страх перед предстоящей ампутацией. Антонио казалось, будто его ограбили, украли у него важную часть жизни. Это его пугало. Что, если воспоминания не вернутся? Мысли о том, что в его памяти так и останется провал в две недели, вселяли в него тревогу. Что он делал все это время? О чем думал, что чувствовал? Вдруг однажды кто-то заговорит с ним и, подмигивая, намекнет ему на «те события в клубе», о которых он не помнит? Или через пару месяцев хорошенькая горничная придет к нему и продемонстрирует округлившийся животик, утверждая, что он – отец ее будущего ребенка? Антонио даже не сумеет ей возразить, поскольку это вполне может оказаться правдой. Хотя он не из тех мужчин, которые спят с горничными. Вот только… откуда он это знает? Можно ли быть уверенным в том, что память его не обманывает? Вдруг при падении он получил необратимые повреждения мозга?
В целом ситуация была кошмарная. Лучше всего никому не рассказывать о потере памяти, иначе кто-нибудь захочет воспользоваться этим обстоятельством. Антонио утешал себя тем, что память, скорее всего, вернется. Он уже слышал о таких случаях – люди теряли память после тяжелых травм или ужасных событий, но она обычно возвращалась. Наверное, вскоре он вспомнит об этих четырнадцати днях жизни. Оставалось только надеяться, что до тех пор никто ничего не заметит.
Это оказалось не так просто. Пока его родители спорили с врачами, в комнату вошли двое мужчин в форме. Они сообщили Антонио, что создана комиссия по расследованию катастрофы. Они задавали ему вопросы, на которые тот не мог ответить.
– Свидетели видели, как вы выполняли фигуры пилотажа, – сказал один.
– Вот как? – Антонио был благодарен ему за подсказку, которая могла навести его на мысли о причинах падения.
– Да. Нам сказали, что вы пустили самолет в штопор с большой высоты и выровняли его над водой.
– Да, это называется stall. Это упражнение входит в стандартную тренировку пилота.
«Вот, значит, как, – подумал он. – Наверное, в тот день я перестарался».
– Но при этом пилот не падает в воду, насколько я понимаю.
– Нет.
– Итак, что же произошло?
– Я…
– Довольно! – В комнату ворвался доктор де Баррос. – Моему пациенту нужен покой. Вы можете прийти завтра и поговорить с ним в течение десяти минут. Дело не срочное, а сеньору Карвальо нужно выздоравливать, не так ли? Кроме того, от случившегося пострадал только он сам.
Еще никогда Антонио так не радовался приходу врача. Де Баррос выпроводил обоих полицейских, а затем сказал родителям Антонио и немецкому врачу:
– Дайте мне пять минут. – После этого он захлопнул дверь у них перед носом. – Итак, дорогой мой сеньор Карвальо…
После этого де Баррос насколько минут описывал Антонио его состояние, шансы на выздоровление и стратегию лечения.
– Но для этого вы должны в точности придерживаться моих указаний. И когда я говорю «в точности», я именно это и имею в виду. Ваша готовность работать над выздоровлением имеет решающее значение. – Врач помолчал. – Я вам кое-что принес. Подарок или вознаграждение за усилия, уж не знаю, как это назвать. Рыбаки, вытащившие вас из воды, нашли вот это. – Он протянул Антонио какую-то бумагу. – Ее привезли с вами в больницу.
Антонио не сразу понял, что это снимок Каро из кабины пилота. Парень сглотнул, стараясь сдержать слезы. Неужели Каро была с ним в самолете?
Глава 23
Письмо Марии пришло в тот же день, когда она сама приехала, только на пару часов раньше. Оно добиралось до Рио две недели, и конверт выглядел потрепанным, а адрес немного размазался, да и марка почти отклеилась. Ана Каролина осмотрела его со всех сторон. Ей нравились конверты, прошедшие через много рук, и ей нравилось получать письма из других стран.
Дорогая моя кузина!
Нужно же было проехать тысячи километров, чтобы прибыть в место, ничем не отличающееся от моего дома. Буэнос-Айрес – настоящий европейский город, в нем дух цивилизации сильнее, чем в Рио. С одной стороны, это приятно, поскольку нам легко было приспособиться к здешним устоям. С другой стороны, я немного разочарована: на противоположном краю мира ожидаешь встретить хоть немного экзотики. Ну да ладно, не стану обременять тебя своими жалобами. Мужчины здесь порывисты и очень, очень красивы. Женщины, к сожалению, тоже. И везде танцуют танго, это потрясающе! Мы с Морисом попытались научиться этому танцу, но он сложнее, чем кажется. Аргентинцы над нами посмеиваются, но мне кажется, что наши попытки их растрогали. В вопросах моды и стиля жизни аргентинцы во многом превзошли бразильцев, и у меня возникла теория, что это связано с климатом. Чем прохладнее, тем сильнее разгорается фантазия людей. (Поэтично, да? Мне стоило бы стать поэтом). Тут уже немного неуютно, осень вступила в свои права. А я этого и не ожидала. Я думала, во всей Южной Америке так же жарко, как в Рио. Ну, вот видишь, век живи – век учись. Еще тут можно покупать отменную говядину почти даром, что для нас, французов, необычно. Мне кажется, я поправилась на целую тонну. Я рада предстоящей поездке в Чили, а оттуда – в Рио. Уверена, теперь мы сможем лучше общаться. Все дело было в этом противном дожде, я думаю. Когда засияет солнышко и мы отметим твою свадьбу, то позабудем обо всех мелких ссорах.
