— А эта курилка, я вам скажу, — как шаман рану, забалтывает Наташину ярость он, — Совершенно святое место. Я тут первый раз с женой поцеловался. Да! Из-за вот этой особы, между прочим! — Никифорович указывает на Наташу и та мгновенно заливается краской.
— Вовсе не из-за меня! — опускает глаза кокетливо. — Глупость какая!
— Из-за нее, из-за нее. Вышли с женой — тогда еще малознакомой, но очень запавшей в душу преподавательницей — перекинуться невинными рассказами о погоде и нерадивых студентах. И тут смотрим, эта мерзавка, — снова кивок в сторону Наташи, — Перед зеркалом рожи корчит. Да еще какие! Глазками стрель, язычок по губам, ресницы томно опущены… Ох, Мэрлин Монро во плоти… Скажу вам прямо, глянул я на нее и застыл, сраженный желанием. Но так как я человек на тот момент уже немного влюбленный был, то желание мое не в зеркало, а в другую сторону направлено было. Не удержался, развернулся соколом — как в былые времена приосанился, заключил будущую свою супругу в объятия и приник к устам ее сахарным… Пришлось жениться! И все из-за нашей эротической Наталии!
— Ох, ну сколько вам объяснять, — с невесть откуда вязвшимся томным шармом смеется Наташа. — Я репетировала. Ну неужели не помните, во второй картине я должна была соблазнить молодого пажа… Как престарелая графиня может это сделать? Я искала яркие варианты…
— Слыхали, — не унимается наш духовный целитель. — Она должна была соблазнить пажа, а в результате я соблазнил Клавдию и женился на старости лет. Спасибо, ничуть не жалею…
У жены Никифоровича пять котов, две собаки, больная мама, двое взрослых сыновей и свои тараканы в голове в виде постоянно пасущихся у нее дома студентов, которых она собирается сделать светилами. Любой другой на месте Никифоровича повесился бы, а он — всерьез одобряет и помогает по мере сил. И в результате — счастлив.
Загадочно, все же, устроена жизнь. У меня бзиков и проблем в два раз меньше, а счастье я так никому и не дала. И не дам уже, наверное — не та степень веры в возможность семейных отношений. Смешно конечно, но вот, кажется, я докатилась до образа мысли, за который когда-то страшно презирала пару барышень, которые, как и я, довольно рано развелись и стали одинокими женщинами в поиске. Презирала я их за решение быть недотрогами. Мне казалось, они, едва сбросив одни кандалы, тут же засадили себя в другие — на этот раз сотворенные собственными руками, а не общепринятой моралью. И вот, теперь и я такая же. Даже и не ищу никаких приключений, а тем, которые находят меня, отвечаю отказами. Получувсвтва — не нужны. Секс ради секса отчего-то уже не впечатляет. А настоящее-возвышенное-важное все уже пооканчивалось. Исчерпала я в своей жизни лимит романтики… А жалко, между прочим. Страшно жалко!
Никифорович, между тем все твердит о Наташиной эротичности и пользе от поздней женитьбы. Давно уже он заставил всех забыть и о зловредной уборщице, и о идее коллективной жалобы на нее.
Вы не думайте, что мы тут все такие примитивные: за ниточку дернул и распсиховались, кнопочку нажал — и успокоились. Это только Никифоровичу мы такие подвластные. Ну умеет человек разговаривать, ну что поделаешь!
Как вспомню его предыдущие «баечки», так сразу тепло на душе делается:
— А про Леонида Быкова мне старшие товарищи из театра Шевченко рассказывали. Да вы, небось, ни театра, ни актера такого не знаете. У-у-у, темные! — начинал Никифровочи.
При этом он смачно затягивался, и все присутствующие — думаю даже те, кто никогда не курил — ловили себя на остром желании ощутить горьковатый привкус его сигареты. Именно такой, как у Никифоровича — дешевой, без фильтра. Уж слишком блаженное становилось у рассказчика лицо после затяжки.
Иногда, кстати, чудо-актер ужасно страдал из-за своей заразительности. Это, когда его посещали припадки скупости. Он отчаянно искал уединения: «Не могу курить на людях! Сразу сигареты стрелять начинают. Даже если у самих блок навороченный под полой припрятан, все равно у бедного старика цигарку просят. И отказать не могу, и злость берет…»
Но я не о том, а о его рассказках-рассказиках:
— Так вот, про Быкова. Реквизиторша как-то то ли пошутила, то ли напутала что… В общем, вместо кинжала в ножны Быкову ножницы сунула. И вот себе, значит, спектакль в самом разгаре. У Быкова — дуэль. Он хватается за ножны и… Думаете растерялся? Нет! Все положенные «защищайтесь, сударь!» высказал, а в процессе состриг противнику усы. Зал остался в восторге от блестящей режиссерской идеи. Все решили, что так и задумано. Недовольным остался только второй актер-дуэлянт. Усы были настоящими…
Как-то особенно наш Никифорович любил истории о спектаклях «перьев и шпаги». Сейчас уже все и не упомню.
Ну, например, на какой-то там очередной дуэли какой-то там актер обнаружил, что забыл прицепить на пояс шпагу. Пьеса — в стихах. Герой не теряется: «Забыта шпага, боже мой!/ Ее вчера занес домой…/ Но если справедливость есть,/ Прими, подлец, от пальца месть!» Тыкает партнера пальцем тот, совершенно ошарашенный, молча умирает.
Еще чудный случай вспоминается. По сценарию злодей лезет в электрощит, а герой должен убить негодяя из нагана. Реквизиторша, разумеется, положить наган в кобуру забыла. Что делать? Герой в панике оглядывается по сторонам. Потом стаскивает с себя сапог и швыряет его в злодея. Немая сцена. Злодей поворачивается к зрителям и трагичсеким шепотом произносит: «Сапог-то отравлен!», после чего падает замертво.
Помню, хохотали минут двадцать.
Молодец, Никифорович! Умеет, спасает, радует… Был бы в несколько раз моложе — влюбился бы я в него безоговорочно. И целовались бы в курилке, и вместе англеами-хранителмяи труппы бы работали…
— Свистать всех в зал! — доносится зычное Мариковское воззвание. — Омовение сцены закончено досрочно. Работа проделана, можем приступать к своему безделию!
«Ага, его тоже явно не устраивает такое странное распределение рабочего времени!» — радостно переглядываемся мы и идем на сцену.
Настроение, как ни странно, самое, что ни на есть, замечательное…
* * *
Просто счастье, что мне так повезло с жильем. Будь этот дом немного ближе к театру, я не успевала бы ни задуматься, ни прогуляться… Хоть на пару кварталов дальше — возымела бы дурацкую привычку добираться на такси. А так выходило как раз то, что нужно.
«Вновь иду, душа толкает ноги…» А город уже дышит праздником — искриться, переливается, шумит. Ветер атакует, и ежесекундно приходится отплевываться от попадающих на лицо снежинок. Отчего-то это совсем не раздражает, а даже как-то наоборот веселит.
— Ух! Сейчас вся моя тушь намокнет и под бровями нарисуются черные полоски, — то ли и впрямь капризничая, то ли желая подчеркнуть длину собственных ресниц, заявляет Наталья. Они с Василием идут до трамвайной остановки, я — домой, а все остальные несколько минут назад отчалили в противоположном направлении — их ждало метро.
— Так это ж здорово! — веселю Наталью. — Будете как Лайза Минели в «Кабаре». С такими громадными ресничищами… Замечательная погодка! Буйная и оттого предпраздничная. Люблю метель в канун нью еар! — декларирую первое придумавшееся. — Даже не хочется домой. А не заскочить ли нам в этот ганделык? — небольшая сутденческая кофейня возле остановки частенько служит мне перевалочным пунктом. — Там кофе натуральный, вкусный и недорогой.
