Книга Голодная бездна - Карина Демина

Домой заезжать все-таки пришлось.

При солнечном свете машина Мэйнфорда гляделась еще более неказистой, чем обычно, да и сам он куда острее чувствовал свою чуждость этому месту.

Слишком аккуратному.

Правильному.

Продуманному в каждой своей черте.

Проклятие, оно все, от плавучих ресторанчиков, защищенных от непогоды куполами заклятий, до небоскребов в центре, напоминало Мэйнфорду матушкину гостиную. Стильно.

Великолепно.

Непригодно для жизни.

И он с облегчением перевел дух, оказавшись на той стороне Залива. Не удержавшись, Мэйнфорд все же оглянулся: солнечный свет отражался в куполах, и сам Остров походил на огромную жемчужину, зажатую в черных цапах мостов.

У дверей Мэйнфорда ожидала стопка почты, среди которой выделялся пухлый желтый конверт, запечатанный алой лентой заклятия.

Надо же…

Он провел над конвертом ладонью, закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.

Бумаги.

Просто бумаги. Ни взрывчатки. Ни «пыльцы» нежданным подарком, ни свернутых проклятий, которым хватит и случайного прикосновения, чтобы зацепиться.

Давненько Мэйнфорду не посылали обыкновенных писем.

Конверт он вскрыл на кухне, и содержимое вытряхнул на стол, ради этого сдвинув коробку с засохшими останками пиццы в сторону. Наклонился. Понюхал листы, сосредоточился, пытаясь поймать тень опасного аромата.

Ничего.

Бумага. Чернила. И, кажется, кровь. Нет, не его, что и понятно. В лаборатории выяснят, чья именно. Кто бы ни отправил бумаги – а обратного адреса на конверте Мэйнфорд не обнаружил – он весьма предусмотрительно отметил каждую страницу. Кровь как гарант безопасности?

Оригинальное решение.

Мэйнфорд бросил взгляд на часы: половина десятого. И Кохэн наверняка землю носом роет. А с другой стороны, раз в жизни имеет он право опоздать? У него, может, причина уважительная имеется…

Бумаги Мэйнфорд читал, устроившись на полу. Брал лист, пробегался взглядом, откладывал в сторону. Брал новый. Пробегался… откусывал черствый хлеб, которым и плесень побрезговала. Заедал сыром. И пытался понять, сколько во всем этом правды.

Имена.

И фамилии.

Одиннадцать девушек. Три официантки. Одна начинающая актриса. Художница. Домработница. Трое продавцов, и судя по месту работы, девушки работали в неплохих магазинах. Две секретарши. Самой младшей – девятнадцать. Старшей – двадцать семь.

Пятеро – обыкновенные люди, шестеро – светлячки со слабо выраженным даром.

Все одиннадцать мертвы.

Мэйнфорд потер переносицу.

Ничего криминального. Почти ничего криминального. Подпольный аборт на поздних сроках. Кровотечение. Летальный исход, который, наверное, можно было бы предотвратить, если бы девушки вовремя обратились за помощью.

Но ведь не обращаются.

Всегда молчат до последнего, терпят, надеясь, что кровотечение само собой остановится. Прячутся за универсальными амулетами, которые, может, и способны залечить пару-другую царапин, но уж никак не предназначены для серьезных случаев. А они… боятся.

Дознания.

Допроса.

Того, что грязная маленькая тайна выплывет наружу. Предпочитают умереть, но не заговорить.

Одно непонятно, зачем эти бумаги прислали Мэйнфорду?

Он перебрал все страницы.

Что еще? Банковская выписка. Счета имелись не у всех, лишь у четверых. И счета эти пополнялись регулярно, третьего числа каждого месяца. Суммы на них скопились изрядные… что из того?

А откуда они брали деньги?

Пятая приобрела авто. Шестая и седьмая – подписали договора на покупку квартиры и даже внесли залог. Интересно. Похоже, у всех имелись спонсоры, что, в общем-то неудивительно. Обыкновенная история… почти обыкновенная.

Анализ крови.

Пыльцы. Фельмонал. Что за дрянь? И гетбутилан. Еще одна дрянь. И наверное, это что-то значит, если эта строка дважды подчеркнута. Но Мэйнфорд ни хрена в целительском деле не смыслит. Зато у него имеется человек, который смыслит. И наверное, увидит в этих бумагах больше, чем Мэйнфорд.

Не зря же их отправили?

Во всяком случае, чутье подсказывало, что в этом дерьме еще предстоит покопаться. Мэйнфорд бумаги собрал и сложил в конверт. Облизал пальцы, икнул.

Поспать бы все-таки… но не судьба.

В Управлении – о чудо из чудес – было тихо, и эта тишина внушала некоторое подозрение. Кохэн, кивнув издали, скрылся. Дуется, что ли? Ну да… стоило бы позвонить, сказать, что все в порядке, но с другой стороны, Мэйнфорд – не мальчишка, чтобы отчитываться.

Извиняться он точно не станет.

И вообще, он к техникам еще вчера зайти пытался. Да и дока отыскать следовало бы, пускай в бумагах покопается. Со свирелью разобраться. С Тельмой. Гарретом…

У техников пахло пирожками, канифолью и спиртом, который этому отделу выделяли щедро, не особо вдаваясь, на какие, собственно, нужды он уходит. Здесь царил вечный полдень, иллюзия которого поддерживалась полусотней хрустальных шаров низкой степени излучения. Бетонные стены скрывались под плакатами, и если часть их, вроде схемы распределения магических потоков по неорганической материи, хоть как-то относилась к делу, то постеры с девицами в бикини явно были лишними.

– Доброго дня! – Мэйнфорд оценил новенькую, брюнетку с бюстом столь обильным, что поневоле закрадывались некоторые сомнения в его естественности.

Голос его угас в пустоте зала.

Тускло мерцали хрустальные экраны. И отблески их ложились на лица людей, придавая коже характерный синюшный оттенок. Гудел трансформатор, и гул его порождал в стенах и полу дрожь. Мелко тряслись плакаты, что со схемами, что с бабами.

Запах спирта и паленой пластмассы сделался явственней.

– Доброго дня! – рявкнул Мэйнфорд. И кулаком по стенке саданул, позволив силе выплеснуться.

Самую малость.

Лишь для того, чтобы гудение притихло, а поверхность экранов – полноразмерных, поставленных за деньги налогоплательщиков и Города, а потому не предназначенных для просмотра стрип-кристаллов, – пошла рябью.

Впрочем, помогло.

– Мэйни! – Старший техник поспешно стянул с головы тяжелый шлем, который, верно, от избытка усердия, едва не уронил. – А я думаю, кто тут шляется! Я ж табличку повесил, чтоб не беспокоили…