Когда он смотрел на нее, в глубине его глаз что-то скрывалось. Что-то рвалось наружу, словно он тянулся к ней, чтобы наладить с ней контакт — так ей казалось. Это выражение глаз на миг появлялось, а потом вновь пропадало. Он хотел ее о чем-то спросить, но не решался.
— Год тому назад я пришел за тобой, а тебя здесь не было, — на ходу сказал он.
Алиса кивнула. Она тоже помнила это, только по другой причине.
— Я ждал в твоем доме. Потом пошел к Коэнам узнать, не работаешь ли ты у них. Я побывал в яхт-клубе, на кортах, в полях, на берегу. Я не мог тебя найти и не мог найти Райли. Я часами сидел у тебя на кухне. И просто ждал.
Она знала, что такое ждать. Наверное, впервые ждал он, а не она.
— Там я тебя и нашла, когда вернулась, — сказала она.
Он кивнул.
— Ты знаешь, где я была?
В глубине души она все еще опасалась ответственности за разглашение секрета.
— Думаю, да. Теперь знаю.
— Райли не хотела, чтобы ты узнал. И я не могла тебе рассказать.
— Знаю.
Накопившееся в ней сочувствие как бы отделилось от нее, но стало просачиваться наружу. Сочувствие к нему в том, что его отвергли безо всякого объяснения. Сочувствие к ним — к ней и Полу, потому что они любили друг друга. Самым странным было, пожалуй, испытывать жалость к себе — жалость за год мучений, потерь и искупления. Она тогда думала, что справится. Думала, что сможет все изменить к лучшему, но не смогла.
Они миновали Лонливиль, проходя мимо лачуг и бунгало, стоящих вкривь и вкось. Из всех городков этот, пожалуй, нисколько не изменился.
Он взял ее за руку. Поначалу было так странно ощущать его прикосновение. Это вызывало в памяти тысячу других, каждое из которых означало что-то особое.
— Она заболела не из-за нас, — сказал он. — Я знаю, так могло показаться, но мы тут ни при чем.
Она, сама того не понимая, сильно сжала его руку. Слезы застилали ей глаза и мешали идти. Сглотнув, она с трудом заговорила:
— Да, так казалось.
— Алиса, я понимаю.
Он повернулся к ней и взял ее за другую руку. Потом усадил на песок и обнял обеими руками. Обнимая ее, поглаживал по спине. Он отвел волосы с ее лица и стал вытирать ей слезы, словно она была его ребенком. Чувствуя рядом с собой его сильное тело, она постепенно успокаивалась. Сам он тоже плакал, но старался осушить ее слезы.
— Мне казалось, мы ее бросили. Предали.
Он кивнул.
— Понимаю.
— За это мы были наказаны.
Пол снова кивнул. Она чувствовала у себя на макушке его небритый подбородок. Кругом все надолго замерло, если не считать плеска волн да случайного вскрика пловца.
— Кто, по-твоему, нас наказал? — словно еще не зная ответа, медленно спросил он. — Райли?
Алиса выпрямилась, отодвинув его голову.
— Нет, нет. Не она.
У Пола был задумчивый вид.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что она нас любила. Однажды она сказала мне, что это ее немного испугало. А еще сказала, что всегда знала об этом.
— В таком случае, кто же хотел нас наказать?
Алиса заправила волосы за уши.
— Не знаю. Бог. Судьба. Я. Может, мы сами себя наказали.
Они немного посидели, глядя на воду. Она прислонилась к нему плечами. Пробежала собака без поводка. Проехала вездеходная «Скорая помощь». Алиса вспомнила, как Райли бранила водителей, ездивших по берегу. Однако «Скорую помощь» бранить не станешь.
Пол поднялся первым и протянул ей руку, чтобы помочь встать.
— Разрешаю тебе подрасти, — сказал он.
Они продолжали идти по Лонливилю, однако Алиса не открывала рта, пока они не прошли молы в Оушен-Бич и к ней не вернулось желание говорить. Из всего того, что она собиралась ему сказать, странно было начать именно с этого.
— Этим летом я часто думала: я знаю, что сдерживаю себя. Знаю, что выжидаю. Знаю, что боюсь идти вперед. Но я не представляю, как попасть отсюда в другое место.
Он молчал, поэтому она продолжала.
— Иногда все это видится мне как сложный горный переход между двумя долинами. В другой раз я представляю себе опасный пролив, разделяющий два материка. Думаю, отчасти я боюсь самого путешествия, а отчасти — того, что не смогу вернуться назад. Я поверну назад, а вершины гор скроются в облаках. Или на море поднимутся волны и отрежут мне путь домой.
— Но это вовсе не настоящие страхи.
Он улыбнулся невеселой, но нежной улыбкой.
— В чем же настоящий страх?
— По-настоящему я боюсь того, что не захочу ехать домой.
— Знаешь, родители выставили дом на продажу, — сообщила она ему где-то восточнее Сивью.
Она говорила об этом с неохотой.
Он не мог поверить своим ушам.
— Ваш дом? Здесь?
— Да. Я здесь для того, чтобы показывать дом и потом все уладить, но все тянется так медленно. За месяц только одна женщина пришла посмотреть и даже не поднялась на второй этаж. Она спросила, можно ли снести дом и построить на его месте дом побольше.
Пол стал теребить подбородок.
— Не понимаю, зачем они его продают.
— Ну… — Она опустила голову. — Ты же свой продал.
— Но ваш дом совсем другой. Он действительно многого стоит.
— Скажи это риелтору, — заметила Алиса.
— Риелторы никогда не знают, что сколько стоит.
После каждого шага Алиса волочила большой палец ноги по песку, так что образовалась непрерывная цепочка шагов.
— Твои предки не шутят, как ты думаешь? — спросил Пол.
— Они не хотят быть здесь без Райли, — объяснила Алиса. — Неужели не понимаешь?
— Но здесь проходила ее жизнь. Я бы считал, это способ быть к ней ближе.
Алиса размышляла о днях и ночах, проведенных здесь. Отсутствие Райли ощущалось очень остро, а ее присутствие — и подавно.
— Я тоже так думаю. — Она пожала плечами. — Выбор невелик. Можно окружить себя болью или избегать ее, и пусть она тебя найдет, когда ты пытаешься заняться другими вещами.
— И это единственные варианты?
Алиса пожала плечами.
— Ты можешь придумать что-то еще?
— А ты не могла бы просто идти вперед?
Когда они проходили мимо парка Оушен-Бэй, Алиса продолжала думать на эту тему. Она отметила про себя, что никогда не заходила ни в один из этих городков, а лишь проходила мимо.
— Как бы то ни было, женщина, которая осматривала наш дом, предложила снести его, а мои родители отказались. Они сказали, что не хотят, чтобы кто-то его сносил, но риелтор сказала, что с этим ничего не поделаешь. Она сказала, что любой, кто купит дом, может его снести.
